Доктора говорили о каком-то костном дефекте у невестки. Два года она никак не могла зачать. Тогда матушка Екатерина совершает пешее паломничество в Троицко-Сергеевскую лавру. Было это в мае. А в начале июля у Натальи Алексеевны появились признаки беременности. Вот так молитвы помогли зачатию. Но все закончилось печально. Ребёнок родился мёртвым, а сама роженица скончалась спустя несколько дней.

– Как воспринял смерть жены Павел Петрович? – спросил я.

– Он обезумил от горя. Часами рыдал, стоя на коленях перед образами. То вдруг его охватывал приступ ярости, и он вне себя от гнева, крушил мебель, срывал портьеры. Однажды чуть не выпрыгнул в окно. Лакеи стащили его с подоконника и скрутили. Екатерина приказала убрать от него всякое оружие. Затем отвезла его в Царское село.

– И тогда пошёл слух, что Наталью Алексеевну можно было спасти, но матушка Екатерина не дала врачам этого сделать, – вспомнил фон Пален.

– Эти сплетни понёс барон де Корберон, бывший тогда поверенный в делах французского двора. Якобы он за обедом беседовал с хирургом Моро, и тот возмущался, какие врачи при дворе бездарные, и что великую княгиню можно было спасти, – объяснил Панин. – Но барон де Корберон всегда слыл сплетником. Мало кто ему поверил. Между тем, матушка Екатерина приказывает очистить покои умершей великой княжны, чтобы ни что не напоминало Павлу о её присутствии. И вдруг один из лакеев обнаруживает в тайнике за камином шкатулку. Ключа к ней нет. Екатерина вызывает мастера, и тот вскрывает её. В тайнике оказалась любовная переписка Натальи Алексеевны и Андрея Разумовского.

– Вы уверены, что все так и было? – с недоверием спросил фон Пален.

– Опять же – только слухи, – развёл руками Панин. – Императрица вызывала убитого горем Павла и читала ему эти письма. Как говорится: клин клином вышибают. Павел, прочитав пару писем, чуть не сошёл с ума. Он крушил все на своём пути, пока его не скрутил приступ. После снотворного и нескольких часов сна Павел Петрович смирился и признал правоту матери. Андрей Разумовский тут же был удалён от двора. Его отправили в Ревель с какой-то дипломатической миссией. Самому Павлу Петровичу Екатерина предложила путешествие в Берлин, где он будет принят обожаемым им Фридрихом. Сопровождать Великого князя будет принц Генрих Прусский. Но поездка в Берлин была устроена вовсе не для отвлечения Пала Петровича от горя, а для смотрин ещё одной невесты Софии Доротеи Августины Луизы Вюртембергской. Фридрих Великий после разгрома его русскими войсками, начал терять своё величие, посему был особенно заинтересован в браке принцессы с русским наследником. Союз с Россией ему нужен был, во что бы то ни стало. К Софии в то время сватался принц Людвиг Гессен-Дармштадтский, но Фридрих грубо посоветовал принцу поискать другую невесту. Софии Доротеи уже нашли партию. Хоть жених ещё не знает о её существовании, но это все – мелочи. Все уже было решено. Молодая, красивая девушка, которой едва исполнилось семнадцать, с прекрасным воспитанием. Образованная, кроткая, сентиментальная, она не расставалась с томиком Жан- Жака Руссо. Павел при первой же встречи был очарован белокурой нимфой с ясными голубыми глазами.

– Ну, вы скажете тоже, – не поверил фон Пален. – Так уж и с первой же встречи.

– Посудите сами, Павел Петрович все это время прибывал в глубоком трауре, а тут вдруг танцевал на балу и предался веселью. Потом, сам король Фридрих, его кумир, представил ему Софию Доротею. Как только принцесса прибыла в Петербург, матушка Екатерина тут же учинила Софии Доротеи долгую беседу. Для себя выяснила, что это кроткое создание никогда не подумает о бунте и даже не посмеет перечить ей. Невеста – то, что нужно. Главное, чтобы родила наследника. Её крестили и дали имя Мария Фёдоровна. В сентябре семьдесят шестом архиепископ Платон соединил их браком.

– Мария Фёдоровна – чудное создание, – усмехнулся фон Пален. – Такой наивной простоты я не встречал среди придворных.

– Действительно, ей сначала было странно наблюдать жизнь двора. Сама императрица меняла фаворитов, как перчатки. Потёмкин отвоёвывал Крым, а его замещал Завадовский, потом Зорич. Кругом интриг, сплетни…. Для неё все это было дико. Она выросла в тихой обстановке, в провинциальном замке графа Монбельяра. Я бывал в тех местах. Доисторическая тишина, природа. Какие чудесные там пейзажи между отрогов Вогезов, по течению реки Дуба.

– Поэтому она так сильно привязалась к Павлу Петровичу. Две одинокие души: что она не вписывалась в общую картину двора, что наследник был на положении изгоя, – высказался фон Пален.

– Согласен с вами, – подтвердил Панин. – И юная принцесса, теперь Великая княжна оправдала надежды матушки Екатерины. Спустя полгода невестка забеременела. Она была здорова. Никогда не падала в обморок, как разнеженные придворные дамы. Ела все подряд с прекрасным аппетитом. Беременность протекала спокойно. На радостях императрица подарила невестке живописные земли недалеко от Царского села с усадьбой, которую вскоре назвали Павловское. Деревянный дворец снесли и спешно возводили каменный. А в декабре семьдесят седьмого Мария Фёдоровна родила чудесного мальчика, которого впоследствии окрестили Александром. И тут повторилась история с рождением Павла. Лишь только младенца обмыли и запеленали, как матушка Екатерина приказала его унести в свои покои и передать на руки кормилицам. Бедная Мария Фёдоровна плакала три дня, но смирилась.

– Ох уж, три дня, – не поверил фон Пален. – Я помню тогда такие празднования проводились – вся гвардия была в дупель пьяная. Пушки салютовали так, что стекла в домах трещали. Солдаты – и те по пятаку получили, чтобы выпить за здравие наследника российского престола.

– Помню, помню, – согласился Панин. – И так же помню, как с этого дня матушка Екатерина охладела к сыну и невестке. Они сделали своё дело, и в них она больше не нуждалась. Павел – психически не здоров, со своей тягой ко всему прусскому, к муштре и шагистики. Невестка теперь в её глазах легкомысленная дура, не имеющая права называться Великой княжной.

– Неужели матушка так и выражалась? – удивился фон Пален.

– В узком кругу, конечно. Но изменение в отношениях её к Павлу и Марии Александровне были хорошо видны. Возможно, именно в это время у Павла Петровича возникло подозрение, впоследствии перешедшее в уверенность, что его отец был незаслуженно унижен и зверски убит по приказу матери. Он начал допытываться у всех, кто был участником или свидетелем тех событий. Матушку Екатерину сей факт насторожил.

– Помню, в то время начали поговаривать о конфликте между Австрией и Пруссией, – сказал фон Пален. – И Павел Петрович рвался вступить в полк кирасиров армии Фридриха.

– Да, матушка Екатерина жёстко осмеяла его за