Цементный пол, когда-то красного цвета, вытерся, и краска осталась только по углам. Темно-синие стены выгорели и покрылись подтеками от сырости. Пластиковое покрытие бара «Формайка», черное с искрой, было сколото, а вдоль всей стены за барной стойкой тянулось затемненное зеркало. Грязные стеклянные полки на зеркале загромождало несметное количество бутылок со спиртным, некоторые из них, с отстающими этикетками, покрывала пыль. Превосходный набор кухонных ножей, с ручками, инкрустированными зеленым камнем, и свирепо-наточенными лезвиями, лежал в открытом подносе с бархатной подложкой и сверкал в свете ламп.

Музыка не играла, что было странно для Французского квартала, как я выяснила ночью. Однако здесь люди беседовали. Десяток разговоров смешивался в воздухе с ароматами еды. Забегаловка восхитительно благоухала пивными испарениями, жиром и морепродуктами, настолько свежими, что все еще чувствовался запах соли и моря.

Чернокожий мужчина за стойкой бара встретил нас накрахмаленным белым жакетом, высоким поварским колпаком и широкой улыбкой. Он похлопал по стойке перед двумя единственными пустыми круглыми табуретами и пододвинул небольшие пластиковые мисочки с острым соусом, кетчупом и соусом тартар. Мы с Джо-Риком уселись на указанные места. Не произнеся ни единого слова, повар принялся накладывать еду в красные пластиковые корзинки, выложенные газетой, чтобы впитывать жир. Он подтолкнул к нам контейнеры с горячими луковыми кольцами, кукурузными лепешками и круглыми жареными шарами размером с мячики для гольфа. Пахло восхитительно.

Я забросила в рот обжигающую лепешку и, проглотив, принялась быстро дышать, пытаясь охладить горящее нёбо и язык. Я замычала от восторга.

— Хорошо, — произнесла я сквозь остроту жареной кукурузной лепешки и пылающие губы. — Лучше, чем хорошо. Чудесно.

Мужчина за стойкой, опять не задав ни одного вопроса, поставил перед нами две кружки янтарного пенистого пива. Я тут же отпила, чтобы остудить рот, и попробовала луковые кольца. Они тоже были жареные, в кляре из пивного теста, и хрустели, как будто сам Господь приготовил их на своей собственной кухне. В конце концов подошла очередь неизвестных жареных мячей. Прокусив корочку, я впилась зубами в наперченную смесь из свиного фарша и риса.

— Острая колбаса, — сказал повар. — Хорошо, да?

— Я просто влюблена, — ответила я, пережевывая. — Если вы не женаты, пожалуйста, считайте это предложением руки и сердца.

Он улыбнулся, выставив на обозрение самые большие белые зубы, которые я когда-либо видела у человека. Лицо его при этом, сморщившись, покрылось глубокими темными бороздами.

— Твоя девчонка, она мне нравится, да, приятель Рики, — сказал он, как мне показалось, с каджунским акцентом, глянул на меня и подмигнул. — Но ты лучше расскажи ей про мою Марлен. Негоже, когда дело кончается тем, что новый посетитель истекает кровью на моем симпатичном чистом полу.

Рик сидел, ухмыляясь, расставив локти на барной стойке, в одной руке держа лепешку, а в другой кружку с пивом. Посмотрев на меня, он прищурил глаза.

— Марлен — его жена. Сто двадцать килограмм ревнивой, опасной женщины.

— И красивой, — добавил повар. — Не забывай, она красивая.

— Обалденно-роскошная, — согласился Рик. — Как расплавленная лава на танцполе. Мужчины стонут от одного взгляда на нее. Но у нее при себе тридцатисантиметровый нож. Она засовывает его в подвязку на бедре.

— И ревнивая, — снова повторил повар, опуская металлический сетчатый контейнер в чан с горячим жиром. Колпак его при этом сдвинулся набок. — Чертовски ревнивая, ага.

— Убила здесь женщину в прошлом году, — сказал Рик, показывая на пол в метре от себя. — Та пыталась с ним флиртовать. Умерла прямо на месте.

Осознав наконец, что они смеются надо мной, я закинула в рот еще одно луковое колечко и, прожевав, спросила:

— Похоронили, наверное, на заднем дворе? В полнолуние? Под песнопения и барабаны?

— Под деревом, — поддакнул повар, смеясь. — Марлен заказала для нее чудесное надгробие в похоронном бюро. На нем написано: «Здесь лежит глупая женщина, которая хотела подурачиться с моим мужем». Он вытер руку и протянул через стойку. — Антуан.

— Джейн, — представилась я, стирая жир с пальцев.

— Антуан никогда не забывает ни лиц, ни клиента, — сказал Рик. — И он знает все, что только можно знать об этом городе.

— Полезно, — отреагировала я и взяла его руку.

Ладонь была большая, гладкая, с длинными пальцами, и, стоило мне ее сжать, мир, казалось, замедлил свой ритм, словно большой мотоцикл после долгой езды, когда машина работает на полную мощь, готовая везти тебя дальше, но вдруг затихает почти совсем. Мотор останавливается, и наступает тишина. Тишина практически такая же громкая, как низкий гул двигателя. Антуан внимательно смотрел на меня. А я на него.

Его ладонь вибрировала от скрытой в ней энергии, пронизывающей, покалывающей, словно под кожей накопилось статическое электричество. Колдовская энергия как у Молли, но все-таки другая — я сразу это поняла. Его зрачки расширились, губы раскрылись. Что-то пробежало между нами. Мгновенное... неуловимое. Проклятие! В чем дело? Я редко ощущала Пантеру в своих мыслях, только в моменты опасности, но сейчас она неожиданно насторожилась, присела на задние лапы, выгнула живот вниз и выпустила в меня когти, предупреждая об угрозе.

Антуан крепче сжал мою руку.

— Очень приятно познакомиться, мисс Джейн, — сказал он церемонно.

Колючий поток энергии побежал вверх по моей руке, захватывая и исследуя территорию. Пантера рыкнула — сигнал опасности раздался глубоко в моих мыслях. Антуан склонил голову в изумлении, словно услышал его.

— Взаимно, мистер Антуан, — солгала я дрожащими губами.

Я чувствовала почти что боль, сопротивляясь колдовской энергии. Мои слабые попытки остановить вторжение ни к чему не приводили. Пантера вытянула лапу и положила на поток энергии, поднимавшейся по моему телу. Придавила его. И все ощущения прекратились.

— Взаимно, — повторила я.

Он отпустил мою руку, нарушив... что бы это там ни было. Мир снова обрушился на меня, оглушительный и неистовый. Я взяла колечко лука и съела, но вкус теперь был неприятный, металлический и слегка горьковатый. Я хлебнула пива. Темный пенистый эль смыл странный привкус.

— Приходите в любое время, — пригласил Антуан. Я посмотрела на него, и мы встретились взглядом. Его глаза, казалось, говорили больше, чем слова. — По вечерам у нас иногда бывает музыка и танцы.

— Народ вываливает на улицу веселиться, — сказал Рик. — Если тебе хочется потанцевать.

Мне хотелось. Но, наверное, не здесь.

За исключением того времени, когда Антуан держал мою руку, он все время работал, одновременно продолжая разговаривать. Он поставил на стойку между нами с Риком ведро типа садового. Из него поднимался пар, наполненный ароматом пива, моря, перца и специй. Рик залез внутрь и достал рака со скрюченным панцирем. Не вызывало сомнений, что в кипящее пиво его бросили живьем.