— Мне уже кажется, что я знаю на него ответ. — признался я. — Но я все же попробую. Почему было не вживить «панацею» мне?

— Потому что они не вживлялась. — Вивик покачал головой. — Я пытался. Когда я понял, в каком состоянии вы находитесь, то пришел к тому же выводу, что и вы — «панацея» это единственный вариант. И я правда пытался ее вживить, ведь мне нет разницы, как ее потратить — засунуть в пациента или просто выбросить, когда она исчерпает заряд. Но ваш организм не принимал чит.

— Это значит, что я читер? — тут же задал я следующий вопрос, который давно вертелся на языке. — В меня уже вживлен какой-то чит? Какой?

— Вот именно ради этого момента я и вел весь этот предварительный монолог. — Вивик печально покачал головой. — Все дело в том, что по результатам тестов вы — таки обычный человек. Казуал, коротко говоря. И я не имею понятия, как все это объяснить.

Глава 8

Я глубоко задумался. Жутко хотелось спросить, а точно ли он все правильно понял, а не может ли быть какой-то ошибки? Всегда возможна ошибка, правильно ведь?

Нет, неправильно. Во-первых, Вивик не создает впечатления легкомысленного человека, который бросает слова на ветер. Если он говорит, что я обычный человек, а не читер, значит, у него имеются весомые причины так говорить. Возможно, он уже перепроверил результаты, возможно, даже не раз. Возможно, он, в отличие от меня, знает, что ошибки быть не может — не зря же он говорил о том, что организм читера под воздействием чита изменяется разительно.

Во-вторых, подобные вопросы уже отдают паникой. И даже плевать, что тот же Вивик может решить, что я паникую. Проблема в том, что начиная задавать панические вопросы, я очень сильно рискую накрутить самого себя. Каждый заданный вопрос, каждая сказанная фраза будет тянуть за собой несколько новых мыслей, и каждая из них будет далеко не приятной. Догадки, домыслы, додумки, и каждая из них — самый плохой вариант из всех, что возможны. Несколько минут такого анти-аутотренинга — и разум действительно может помутиться. А мне этого не нужно. Особенно сейчас.

А вот что мне действительно нужно — так это понять, что за знания в моей голове и моем прошлом позволяют мне рассуждать именно с такой точки зрения?

Хорошо хоть, мой незримый помощник в голове сегодня не проявляет себя — то ли взял отпуск на время спокойной жизни своего подопечного, то ли после всех вчерашних событий просто выпилился из моей головы, не выдержав таких суровых условий труда.

Я вздохнул:

— Ладно, я понял.

— Как я вам завидую. — покачал головой Вивик. — Я вот ничегошеньки не понимаю, а вы все поняли.

— У нас с вами разные уровни понимания. — криво ухмыльнулся я. — Вы желаете докопаться до истоков и до сути вещей, а мне достаточно и того простого факта, что через некоторое, скорее всего, непродолжительное время, действие «панацеи» закончится и мой собственный организм пожрет сам себя.

— Будет звучать цинично, но так оно и есть. — пожал плечами Вивик.

— Собственно, и усложнять-то нечего в таком случае. — усмехнулся я. — Остается только вопрос — что мне делать?

Вивик потупил взгляд:

— Я не знаю. Как я уже сказал, я ранее не встречался с подобным набором заболеваний и был крайне удивлен тем, что вы вообще доехали живым, пусть и на самом краю смерти.

— Две «Искры». — коротко ответил я.

Вивик покачал головой:

— «Искра» это лишь стимулятор, он стимулирует организм. А ваш ваш организм в этот момент представлял, по сути, одну огромную опухоль. Вы умирали, и даже «Искра» не могла замедлить, а, тем более, предотвратить смерть, самый максимум ее возможностей — это приглушить весь тот бесконечный спектр отнюдь не приятных ощущений, которыми должна была сопровождаться ваша смерть. По сравнению со всем этим, инсулиновая кома, в которой ко мне привезли Картографа — детский лепет. Он тоже умирал, но хотя бы не знал об этом.

— Забавно. — усмехнулся я. — Двое умирающих, двое от одних и тех же болезней и эти же двое — единственные, кому удалось покинуть Климовск. Док, у меня есть для вас теория. Хищный город — падла разборчивая, и больное мясо, умирающее само по себе, жрать не хочет, ему подавай здоровую свежатину. А отбросы он готов даже отпустить из себя, как меня и Картографа.

— А что, интересная теория. — сдержанно улыбнулся Вивик. — Вполне имеет право на жизнь. — Только какое отношение она имеет к нашему разговору?

— Решительно никакого. Картографа вы тогда тоже «панацеей» спасали?

— Нет, у него ситуация была далеко не такая запущенная, как у вас. Там все было намного проще, и чит не понадобился.

— А что конкретно сложного в моей ситуации?

— Скажем просто и обобщенно — все. Сразу несколько ваших заболеваний, которые взаимодействуют с разными внутренними органами, просто не позволяют заняться лечением. Понимаете, не существует препаратов, которые затрагивают какой-то определенный участок организма, они… «бьют по площадям», назовем это так. И в том месте, где на этой самой площади располагается цель для воздействия препарата — там будет положительная динамика.

— Но там, где этой цели нет, она будет отрицательная. — уже догадываясь, к чему он клонит, закончил я. — Как перепаханное поле.

— Именно. Пытаясь лечить одну вашу болезнь, мы неизбежно будем приводить организм в еще более тяжелую форму, потому что воздействуя положительно на один орган, препараты будут воздействовать отрицательно на три-четыре других. И среди них, по закону подлости, все будут больны.

— Значит, мне нужна еще одна «панацея». — я развел руками. — Это план минимум.

— И всю жизнь жить урывками по две недели, тратя их на то, чтобы найти новый чит? — брови Вивика поползли на лоб. — Мсье таки знает толк в извращениях.

— А что, сложить лапки и откинуться? — я покачал головой. — Не мой путь. Коль скоро, все сложилось так, что я не откинулся вчера, когда про болезнь даже не знал, но при этом имел добрую сотню шансов это сделать, значит, надо бороться до конца. Каким бы ужасным он ни был.

— Он будет ужасным. — даже будто бы с каким-то удовольствием кивнул Вивик. — Вы будете страдать.

— Всегда можно пустить пулю в лоб или шагнуть в баг. — ответил я, вспомнив, как Скит рассказывала о своем бывшем напарнике. — Но не раньше, чем я начну страдать. А я пока что не страдаю.

— Позиция, достойная похвалы и даже-таки в некоторой степени зависти. — важно кивнул Вивик. — Я почему-то подозревал, что вы примерно в этом ключе и ответите.

— И поэтому?.. — я вопросительно поднял брови.

— И поэтому кое-что подготовил для вас. — Вивик снова хлопнул ладонями по столещнице и встал. — Идемте же.

Я тоже встал, оставив на столе кружку, из которой так и не сделал ни одного глотка, и пошел следом за Вивиком. Он вышел из кухни, но не в ту дверь, что вела в комнату, занятую спящей Скит, а в другую — которую я до этого не замечал, поскольку она располагалась у меня за спиной. Короткий коридор, поворот, еще одна дверь — да у него тут настоящий лабиринт! — щелчок выключателя, и вспыхнувшая под крашеным синей краской потолком лампочка без абажура, на голом проводе, осветила небольшое помещение. Тупиковое, так как других выходов из него не было — не было даже окна. Заходить в тупиковое помещение не очень хотелось, но я пересилил себя, тем более, что Вивик шагнул вперед меня.

Судя по всему, это был какой-то склад. Тут и там вдоль стен стояли стеллажи, заставленные разномастными коробками и штабеля деревянных ящиков, из некоторых торчали пучки соломы. В углу притаилась длинная напольная двухъярусная вешалка, заполненная разномастной одеждой, а в другом — натуральная оружейная пирамида, в которой, правда, стояло всего два экземпляра оружия.

Ух ты, надо же, мой невидимый суфлер проснулся! Как дело дошло до оружия, так сразу и поднял голову из салата, в котором мирно похрапывал все это время! Получается, я был прав и голос в голове знает и умеет только то, что касается членовредительства по отношению к людям. В том числе, и ко мне.

Второе оружие оказалось еще интереснее первого. Оно выглядело так, словно кто-то взял рисунок шестилетнего ребенка, видевшего оружие только в фильмах о вторжении пришельцев, и воплотили в жизнь. Больше всего обводы неведомого стреляла напоминали два прямоугольника, — один побольше, другой поменьше, — которые состыковали