Через пару дней осьминог всплывает на поверхность. Он посылает одного из своих прислужников в комнату нового гостя и велит передать тому написанную безупречным почерком записку:

Роскошные апартаменты Прана расположены на тюремной крыше. Четырьмя этажами выше той грязной камеры, где прежде сидел Уго, хотя знать об этом никому не положено. Обиталище Прана изолировано от помещения тюрьмы и надежно охраняется. Оно неприступно.

Дверь Чавесу открывает громила, весь покрытый татуировками – есть они у него даже на подбородке. Громила пропускает гостя внутрь, и тот изумляется еще больше, учуяв плавающий в воздухе изысканный и так хорошо ему знакомый аромат тушеного мяса. “Такого не может быть! Да ведь это капибара![7]” – молнией пронеслось у него в голове, и он как живую увидел свою бабушку. Что бы она подумала обо всем этом?! До чего вкусным ему казалось когда-то это блюдо. В те годы, которые они прожили вместе!

Громила закрыл дверь. Продолжая принюхиваться, Уго спросил, не успев поздороваться:

– Неужели кто-то приготовил здесь капибару?

– Твоя бабушка, – ответил ему Пран и засмеялся собственной шутке, которая на самом деле шуткой вовсе и не была.

Их взгляды встречаются. Оба по достоинству оценили друг друга.

– Твоя бабушка приготовила жаркое вчера у себя дома. Только вот пилот подвел нас – смог вернуться оттуда только сегодня. Это мой маленький сюрприз для тебя.

Уго смеется, но сейчас он слишком голоден, чтобы по-настоящему оценить жест Прана. У него текут слюнки. Он не пробовал тушеной капибары лет шесть, не меньше. Но старается сдерживаться. Вспоминает слова, которые так часто повторяла бабушка, особенно в те нередкие дни, когда на стол было нечего поставить: “Кто не спешит, от того ничего не убежит”.

Уго садится за стол, где уже сидит хозяин дома, и тянет руку к блюду. Огромные зеленые глаза Прана впиваются в глаза подполковника, излучающие дружелюбие, но по-прежнему настороженные. Они молча изучают друг друга, потом переходят к пустопорожней болтовне по поводу сегодняшнего меню, десерта и напитков. Ужин начинается, у каждого на тарелке лежит кусок жаркого.

Атмосфера наполнена не только ароматами еды, но и всякого рода неожиданностями. Гость и хозяин – почти ровесники. Оба росли без родителей. Оба люди неустрашимые, дерзкие, умные и не слишком щепетильные. Оба обожают женщин, но любить не способны. Привыкли командовать отрядами вооруженных парней, готовых убивать. С детства обучены быть первыми в драке, пускать в ход когти и зубы, говорить все напрямик, никогда не показывать собственных слабостей и всегда демонстрировать свою власть, даже если эта власть оказывается иллюзорной.

Поев как следует, они переходят к спиртному. Уго пьет ром, Пран – пиво. По ходу разговора туннель их личных историй – как подлинных, так и только что выдуманных – постепенно становится все глубже. Теперь они обсуждают недавнюю попытку военного переворота. Гостю вдруг начинает казаться, будто он стоит на трибуне. И видит перед собой не самого опасного из преступников, а венесуэльский народ. Уго вещает высокопарно, с пафосом:

– Мы больше не могли терпеть того, что нашу Родину постоянно предают, больше не могли терпеть подлости, гнусности и бесстыдства тех, от кого зависит судьба нашего народа. И я говорю не от себя лично. Наше движение – это движение тысяч объединившихся военных, чьи сердца бьются в унисон, когда они мечтают о свободе.

– Да, однако большинство из них сейчас сидят в тюрьме или покинули страну! – не без ехидства возражает Пран, но Чавеса этим не проймешь, он продолжает:

– В нашей стране все мы жертвы диктатуры, жертвы небольшой кучки людей, которые заграбастали все национальные богатства. Однако оказаться в тюрьме – это еще не поражение. У нас есть великая цель. Мы с огромной болью смотрели на то, как гибнет наша Венесуэла, сегодня она раздроблена на части, у нее нет четко намеченного пути, нет карты, нет компаса, по которому можно было бы ориентироваться. И наша нынешняя задача – поднять с земли тысячи обломков, восстановить карту, наметить путь к голубым горизонтам надежды. – Уго переводит дух и делает глоток рому.

Пран пользуется паузой, чтобы вставить свое словечко:

– Послушай, Уго… Если говорить откровенно, что бы ты предпочел, трахать баб или свергать президентов?

Оба хохочут, каждый вспоминает свои любовные приключения и свои победы на этом поле. Пран продолжает: – Девок у меня тут, кстати сказать, сколько хочешь. А какие праздники мы закатываем, сдохнуть можно! Мы непременно будем и тебя на них звать, чтобы ты хотя бы иногда забывал про свои речуги и хорошенько позабавился с красотками.

Новоявленные друзья чокаются, увлекаются беседой, шутят и радуются жизни.

Когда настроение у обоих достигает лучшей точки за весь этот вечер, Пран вдруг резко меняет тон и задает вопрос, который на самом деле звучит как приказ:

– Я закажу для тебя такси?

Попытка военного переворота, хотя и провалившаяся, разом заставила зашевелиться тех, кто держал в руках средства массовой информации. Нетрудно догадаться, что главные редакторы газет и новостных программ забили во все колокола и стали рассылать своих людей туда и сюда, чтобы те снимали и срочно собирали информацию во Дворце правительства, в Конгрессе, в гарнизонах и даже в Баринасе и Сабанете, то есть в городе и деревне, где родился и вырос ныне ставший знаменитым Уго Чавес.

Моника Паркер – очаровательная и влиятельная журналистка, ведущая самой популярной в стране программы теленовостей. Сейчас она не может думать ни о чем другом, кроме Уго Чавеса и его истории. Все свои возможности, все свои связи, а также профессиональную интуицию она использует на полную катушку, чтобы понять и объяснить, кто же он такой на самом деле, этот необычный персонаж. С того самого мига, как Моника услышала по телевизору его знаменитую речь (“К несчастью, цели, которые мы перед собой поставили, не были достигнуты… Пока не были достигнуты”), она неустанно пыталась отыскать детали, необходимые для решения головоломки, которую представляет собой молодой офицер. Что-то подсказывало журналистке: Уго Чавес может в конце концов стать главным действующим лицом среди тех, кому предназначено провести исторические для Венесуэлы реформы. И Моника твердо решила, что узнает о нем больше, чем все ее коллеги, лучше поймет его и лучше донесет добытые сведения до сограждан.

Моника по праву считается хорошей журналисткой, и ей известно: надо, невзирая ни на что, оставаться предельно объективной и беспристрастной, готовя материалы о возглавившем мятеж подполковнике, хотя как гражданка своей страны и как женщина она испытывает симпатию и к нему самому, и к тем переменам, которые он задумал осуществить в Венесуэле.