– Я что-то потерял нить, Орн.

– Терпение, мы идем к цели.

– К тому, как ты узнал, где они спрятали «Дельфинус»?

– Именно. Понимаете, их главный, этот Тануб, сразу же представился Вождем Высокой Тропы. Этого в нашем списке переводов тоже не было. Но догадаться несложно: вождь налетчиков. Почти в каждом языке нашей истории есть термин для налета или нападения, происходящий от слова «дорога», «тропа» или «путь».

– Разбойники с большой дороги, – сказал Стетсон.

– Само слово «рейд», – продолжал Орн, – это искаженный вариант древнечеловеческого слова «дорога».

– Ладно, ладно, но как все это…

– Мы почти добрались, Стет. Смотрите, что нам известно о них к этому моменту? Культура стеклодувов. По всем признакам можно было предположить, что они недавно поднялись с первобытного уровня. А потом они подыграли нам, рассказав, насколько их вид уязвим к вымиранию – им необходимо строить жилье высоко в солнечных лучах.

– Ага, это мы и тогда услышали. И поняли, как их можно контролировать.

– «Контролировать» – плохое слово, Стет. Но не будем сейчас об этом. Вы хотите знать, что мне подсказала их физиология, их язык и все остальное. Так вот: Тануб сказал, их луна называется Чираначурусо. Перевод: «рука победы». Когда я это услышал, все встало на свои места.

– Не понимаю.

– У них вертикальные зрачки.

– И что это значит?

– Это признак ночного хищника, который обыкновенно нападает на добычу сверху. Истории не известны никакие другие существа с вертикальным разрезом в органе, воспринимающем свет. А Тануб сказал, что «Дельфинус» спрятан в самом подходящем месте за всю их историю. Значит, где-то высоко, очень высоко. И, конечно, в темноте. Соединим, и получится высокая точка на темной стороне Чираначурусо, на «Руке победы».

– Ох, я грипус лупоглазый, – прошептал Стетсон.

Орн ухмыльнулся.

– Не стану вам поддакивать… сэр. Я сейчас так себя чувствую, будто от одного моего слова вы и правда можете в него превратиться. А мне пока что хватило контактов с негуманоидами.

Глава восьмая

«Жизнь познается через смерть, – сказал аббод. – Без вечного присутствия смерти невозможно достичь просветленности, вознести сознание над рамками, отступить от сети символов и окунуться в бесфоновую пустоту».

– Ройали, «Религия для всех», из бесед с аббодом

Стетсону запало в память, что высокие чины назвали произошедшее «шелебским инцидентом» и были довольны, поскольку КИ отделалось лишь одним пострадавшим. Он думал об этом все время, пока его разведывательный крейсер вез раненого обратно на Марак. В памяти то и дело всплывал давний разговор с ним.

«Старшие сотрудники успевают продержаться примерно вполовину меньше, чем младшие. Очень высокая смертность».

С языка сорвалось цветистое прьядское ругательство.

По словам врачей, на выздоровление полевого агента, вывезенного с Шелеба, надеяться не следовало. «Живым» он оставался лишь по весьма ограниченному определению. И жизнь, и ее определение полностью зависели от утробоподобной креш-капсулы, которая управляла почти всеми функциями его жизнедеятельности.

Корабль Стетсона, залитый утренним светом, ярким росчерком выделялся на медицинской приемной площадке Центральной станции Марака. Раненый все еще был на борту – ожидал прибытия транспорта из госпиталя.

Бирка на креш-капсуле гласила, что изодранный комок плоти внутри принадлежит индивиду по имени Льюис Орн. На фото в прикрепленном файле был изображен коренастый рыжий парень с развитыми мышцами, несимметричными чертами лица и крепким сложением жителя тяжелой планеты. Плоть в капсуле мало напоминала фото, но даже в безвольной расслабленности полусмерти измазанное заживляющим гелем тело Орна окружала какая-то странная аура.

Всякий раз, приближаясь к капсуле с телом, Стетсон ощущал силу, заключенную в нем, а потом костерил себя за то, что размяк и ударился в метафизику. У него не было понятийной системы, способной объяснить это чувство, поэтому он отмахивался от него, мысленно делая пометку сходить на консультацию в Пси-отдел КИ – просто на всякий случай. Скорее всего, это ничего не значит… но просто на всякий случай. В медицинском центре наверняка есть специалист по пси-вопросам.

Команда медицинского центра занялась доставкой креш-капсулы с Орном сразу, как они получили разрешение на посадку.

Стетсону, который действовал будто в тумане от потрясения и горя, не понравилось, с какой непринужденной и холодной эффективностью работала команда медиков. Было очевидно, что они видели в этом пациенте скорее диковинку, чем что-либо еще. Глава команды по результатам осмотра записал, что Орн потерял один глаз, все волосы на той же стороне головы – на левой, как и было указано в данных капсулы; у него полностью отказали легкие, почки, он лишился пяти дюймов правой бедренной кости, трех пальцев на левой руке, приблизительно сотни квадратных сантиметров кожи на спине и бедре, левой коленной чашечки, а также части зубов и челюстной кости на левой стороне лица.

Датчики капсулы показывали, что Орн провел в состоянии предсмертного шока уже чуть более ста девяноста часов.

– Зачем вы потратили на него капсулу? – спросил один из врачей.

– Потому что он живой!

Врач указал на индикатор на корпусе капсулы.

– Жизненные показатели этого пациента слишком низки, чтобы выдержать хирургическую замену поврежденных органов или энергопотерю, необходимую для их отращивания. Он еще поживет – благодаря капсуле, – но… – И врач пожал плечами.

– Но он же живой, – не сдавался Стетсон.

– Всегда можно надеяться на чудо, – сказал врач.

Стетсон бросил на него испепеляющий взгляд, полагая, что это был сарказм, но врач смотрел не на него, а в крохотное обзорное окошко капсулы.

Наконец он выпрямился и покачал головой.

– Мы, конечно, сделаем все, что в наших силах.

Затем они перегрузили капсулу на парящую больничную каталку и поспешили в сторону одного из серых монолитов, окружавших поле.

Стетсон вернулся в свой кабинет на крейсере, уныло опустив плечи, что еще сильнее подчеркивало его обычную сутулость. На лице со слишком крупными чертами залегли печальные складки. Он опустился в кресло за письменным столом и, сгорбившись, уставился в пустоту открытого рядом шлюза. В четырех сотнях метров внизу кипела муравьиная возня главного порта, от которого долетала вверх какофония рева и грохота. За чертой приемной зоны госпиталя выстроились в линии еще два ряда крейсеров – сверкающие красно-черные иглы. Среди прочей бурной активности диспетчеры готовились перевести его крейсер в эту ожидающую группу кораблей.

«Сколько из них сначала остановились в медицинской зоне, чтобы выгрузить раненых?» – подумалось Стетсону.

Было досадно, что он не обладал этой информацией. Стетсон пялился на корабли, на самом деле не видя их – перед глазами у него стояли ошметки плоти и красные дыры, зиявшие в теле Орна, когда они перекладывали его в креш-капсулу с изрытой земли Шелеба.

«Такое всегда случается на