каком-нибудь рутинном задании, – подумал он. – У нас были о Шелебе только смутные подозрения – показалось странным, что на всех высших постах там женщины. Простой необъясненный факт – и из-за него я потерял одного из своих лучших агентов».

Стетсон со вздохом повернулся к столу и начал составлять рапорт: «Милитаристская группировка на планете Шелеб устранена. (Ну и наворочали мы там дел!) На месте оставлено оккупационное формирование. (Орн прав про оккупационные силы: всю пользу, какую приносят, они аннулируют тем же количеством вреда!) Дальнейшей опасности из этого источника для общегалактического мира не ожидается». (Что может сделать разбитое и деморализованное население?)

Причины операции: (тупость поганая!) ПП – за два месяца контакта с Шелебом – не сумели зарегистрировать признаков милитаризованности».

Основные признаки: (да полный набор!)

1) Правящая каста состоит только из женщин.

2) Расхождение между численностью и занятиями мужчин и женщин намного превосходит лютигскую норму!

3) Классический синдром секретности/иерархии/контроля/безопасности.

Старший полевой агент Льюис Орн обнаружил, что правящая каста контролирует пол потомства при зачатии (см. подробности в приложении) и вырастила армию рабов-мужчин для поддержания своего режима. У агента ПП выпытали всю информацию, заменили двойником и убили. Оружие, созданное на основе данных, полученных таким коварным путем, нанесло смертельно опасные ранения старшему полевому агенту Орну. Прогноз выживания отрицательный. Посему рекомендую наградить агента Орна Медалью за заслуги перед Галактикой и добавить его имя в Список Славы».

Стетсон отодвинул рапорт. Для КомГО этого хватит. Командующий галактическими операциями никогда не читал дальше голых подробностей. Мелкий шрифт пережевывали его помощники, и это происходило позже. Стетсон вбил в поиск досье Орна и приступил к задаче, которую ненавидел пуще всего – уведомлению родственников. Сжав губы, пробежал записи глазами. «Родная планета – Чаргон. В случае ранения или гибели уведомить: миссис Викторию Орн, мать».

Стетсон просмотрел все досье, оттягивая момент отправки проклятого сообщения. Орн поступил на службу в десант Федерации в возрасте семнадцати стандартных лет (сбежал из дома), и его мать дала согласие уже после вербовки. Через два года: перевод по стипендии в Уни-Галакта – ПэПэшный университет здесь, на Мараке. Пять лет в университете, одно полевое задание ПП за плечами, стремительная вербовка в КИ за блестяще подмеченные признаки милитаризации Хамала. Еще два года – и креш-капсула!

Стетсон с размаху швырнул досье о серую металлическую стену напротив; потом поднялся и принес бумаги обратно к столу. В глазах у него стояли слезы. Он щелкнул нужным коммуникационным переключателем, продиктовал уведомление в Центральный секретариат, приказал передать с крайней срочностью. А потом спустился в порт и напился хочарским бренди, которое так нравилось Орну.

На следующее утро с Чаргона пришел ответ: «Мать Льюиса Орна слишком больна для уведомления и для поездки. Уведомление было перенаправлено сестрам. Пожалуйста, попросите миссис Ипскотт Буллон с планеты Марак, супругу Верховного комиссара, выступить в качестве представительницы семьи». Под сообщением стояла подпись: «Мадрена Орн Стэндиш, сестра».

С какой-то смутной опаской Стетсон все-таки позвонил в резиденцию Ипскотта Буллона, предводителя партии большинства в Ассамблее федерации. Миссис Буллон ответила на звонок, не включая камеры. На фоне раздавался шум воды.

Стетсон уставился в серую пустоту своего настольного экрана.

Ему всегда были неприятны пустые экраны. Голова болела от хочарского бренди, а нутро настаивало на том, что это идиотский поступок. Почему-то казалось, что он совершает ошибку.

Из динамика возле экрана донесся низкий, хрипловатый голос:

– Говорит Полли Буллон.

Приказав нутру заткнуться, Стетсон представился и передал сообщение с Чаргона.

– Сын Виктории при смерти? Здесь, на Мараке? О, бедняжка! А Мадрена на Чаргоне – ведь сейчас же выборы. О да, конечно. Я немедленно отправлюсь в госпиталь.

Стетсон поблагодарил и, простившись, завершил звонок. А потом озадаченно откинулся в кресле.

Жена Верховного комиссара!

Это выбило его из колеи. Какая-то мелочь не давала покоя. И тут он вспомнил: Первоконтактник! Хамал! Придурок по имени Андре Буллон!

Стетсон по зашифрованному каналу вызвал отчет о ситуации на Хамале и выяснил, что Андре Буллон был племянником Верховного комиссара. Блат начинался высоко, само собой. Но в случае Орна очевидного влияния не наблюдалось. Сбежавший из дому подростком. Умный. Инициативный. Орн утверждал, что ничего не знает о связи между Андре Буллоном и Верховным комиссаром.

«Он говорил правду, – подумал Стетсон. – Орн и правда не знал, что они родственники».

Он продолжил проглядывать отчет. Представьте себе! Племянника перевели на офисную работу глубоко в недрах бюрократической машины, перекладывать отчеты с места на место. Возле отметки о переводе стояла зеленая галочка, означавшая давление сверху.

А теперь оказывается, что семья Орна как-то связана с Буллонами.

Все еще озадаченный, но не приблизившийся к разгадке, Стетсон кое-как сочинил записку только для глаз КомГО, а потом переключился на список срочных дел в собственном файле-ежедневнике.

Глава девятая

По мере того как мифологический глоссарий расширил наше изначальное примитивное понимание пси, произошла трансформация. Гримуар породил любопытство, страх уступил и дал дорогу экспериментам. Люди осмелились подвергнуть пугающую бездну изучению с помощью аналитических орудий разума. Из этих по большей части незамысловатых потуг появились первые практические руководства, с помощью которых мы разработали религиозную концепцию пси.

– Халмирах, аббод Амеля, «Пси и религия»

Овальная креш-капсула с плотью Льюиса Орна висела на крюках, ввинченных в потолок отдельной палаты медицинского центра КИ. В водянистой зеленоватой полутьме комнаты непрерывно что-то гудело, постукивало, шипело и клацало. Время от времени тихо приоткрывалась дверь: в комнату заходила фигура в белом, проверяла показатели на датчиках креш-капсулы, осматривала инструменты поддержания жизнедеятельности, а потом удалялась.

По выражению врачей, Орн «держался».

Постепенно он превратился в одну из главных тем для разговора интернов на обеденном перерыве:

– Агент, пострадавший на Шелебе, еще с нами.

– Да уж, эти ребята, должно быть, из другого теста сделаны!

– Ага. Я слышал, у него осталась примерно восьмая часть внутренностей – печени, почек, желудка лишился начисто.

– Бьюсь об заклад, он до конца месяца не дотянет.

– Гляди-ка, верняк Тэвиш готов поспорить!

Утром восемьдесят восьмого дня Орна в креш-капсуле к нему в палату вошла медсестра с ежедневным обходом и, подняв ширму смотрового окошка, заглянула внутрь. Высокая жилистая медсестра была профессионалкой, она уже давно научилась встречать чудеса и несчастья с одинаково невозмутимым выражением лица. Ее задачей было просто наблюдать.

Привычный ритуал проверки умирающего (или уже мертвого) оперативника КИ не предвещал никаких хлопот, кроме заполнения карты пациента.

«Со дня на день, бедняга», – подумала она.

Тут Орн открыл единственный оставшийся глаз (медсестра ахнула) и тихим шепотом спросил:

– Тех дамочек на Шелебе накрыли?

– Да,