Что же это за зловещая сила, присущая обыкновенным бумажкам?

Примерно полтора столетия назад марксизм попытался объяснить все беды мира частной собственностью на средства производства. Мол, именно она является источником эксплуатации человека человеком, зла и несправедливости. Казалось, отмени эту злосчастную собственность – и наступит рай на земле, именуемый коммунизмом. Соответственно, все люди на планете классифицировались именно по отношению к частной собственности. Если ты ею обладаешь – ты эксплуататор, паразит и кровопивец. Если же у тебя ее нет – ты угнетенный пролетарий, труженик, который непременно уже завтра отберет частную собственность у «паразитов», установит диктатуру пролетариата и начнет ускоренными темпами строить коммунизм, призрак которого бродит по Европе.

Разумеется, узость, схематичность такого мировоззрения всегда бросалась в глаза людям, умеющим наблюдать и размышлять. Даже сегодня любой из нас назовет имена многих собственников-меценатов, филантропов и гуманистов разных лет, подобных Третьяковым, Морозовым, Мамонтовым и пр., которые в духовном плане вполне могли называться коммунистами. Вместе с потомками известных текстильных фабрикантов Четвериковых нам довелось объехать бывшие владения их деда в Подмосковье. Удивительно, но до сих пор старожилы с ностальгией показывают и рассказывают, какие школы, храмы и дома построили для рабочих на свои средства эти «эксплуататоры», как сами собирали по окрестным деревням детей и бесплатно возили их в школы. Заболел рабочий – его отправляли в больницу за деньги хозяина; сдохла у работника корова или случился пожар – без всяких страховых взносов хозяин и денег на новую корову даст, и отстроиться поможет. А уж какое сукно на фабрике производили! Во всей Европе, включая Англию, товар был известным и желанным. Все закончилось, когда поселок ткачей получил название Свердловка, то есть сразу после Октябрьской революции. Собственников не стало, но не стало и собственности.

Есть и примеры иного рода. История не сохранила имен миллионов пролетариев и беднейших крестьян, умевших только пить, подворовывать и холуйствовать перед властями. Да, имен их никто не помнит, но последствия их дел, включая соучастие в крушении государства, известны хорошо. Этот человеческий материал, так сказать, элементная база системы, оказался негодным для великих целей.

Сама же частная собственность была ликвидирована в октябре 1917-го, на короткое время в небольших масштабах возродилась во времена нэпа, но к началу 30-х годов исчезла окончательно вместе с имуществом зажиточных и середняцких крестьянских хозяйств. Поначалу дела у советской власти шли хоть и с большим напряжением, но успешно. Порой даже триумфально. Нельзя не согласиться с Дмитрием Медведевым: «В прошлом веке ценой неимоверных усилий аграрная, фактически неграмотная страна была превращена в одну из самых влиятельных по тем временам индустриальных держав, которая лидировала в создании ряда передовых технологий того времени: космических, ракетных, ядерных». Однако к словам президентского послания надо было бы прибавить: страна не только неграмотная, но и разрушенная бесконечными войнами, неоднократно перенесшая жестокий голод и страшные эпидемии тифа, холеры, детских заболеваний.

И еще одно. Оценивая успехи и поражения страны на разных этапах истории, нынешние государственные лидеры совершенно забывают отметить, что давали обыкновенному человеку руководители страны на тех этапах и что хотят дать они сами. Несмотря на постоянное сопротивление внешних и внутренних врагов, а также на несовершенство имевшегося человеческого материала (все это вызывало необходимость применения насилия), Советский Союз за два десятилетия совершил социальное чудо. До революции страна была почти поголовно крестьянской с крайне низким уровнем механизации сельского хозяйства. Отсутствие техники компенсировалось трудовыми ресурсами – семьи были большими. В них насчитывалось по десять детей и больше. Правда, зрелого возраста достигали четыре-пять человек. Остальные умирали во время эпидемий, а выжившие погибали на фронтах гражданской и Великой Отечественной войн. Это было типично для России тех лет. Понятно, что в период от посевной до уборки урожая работа на земле требовала участия всех дееспособных членов семьи от рассвета до заката. Грамотой владели немногие. О комфорте, досуге, спорте, приличном костюме, не говоря уж о ванне с душем, и речи не было. Так и жили: работали, болели, уходили на войну.

И вдруг за какой-то десяток лет страна становится грамотной; уходят в прошлое оспа, дифтерия, холера; смерть грудного ребенка становится трагедией, а не правилом. Молодежь из деревни уходит в промышленность, в армию, в науку и искусство, а на селе появляются тракторы и комбайны. Об энтузиазме той поры много сказано, написано и показано. И причины у всенародной эйфории были весомые.

А потом была Великая Победа в самой страшной из войн, когда-либо развязанных на планете. Уже через два года после ее окончания экономика страны перешла на мирные рельсы. Отменялись продовольственные карточки, проводилась денежная реформа, возвращавшиеся фронтовики занимали рабочие места на стремительно возрождавшихся заводах и фабриках, садились за школьные парты, поступали в вузы, чтобы, доучившись, соответствовать требованиям научно-технического прогресса. Советский Союз располагал самой мощной армией в мире. На американский атомный вызов в 1949 году был дан ответ в виде советской атомной бомбы, а четыре года спустя у нас появляется самое мощное в мире водородное оружие.

Из единственной страны, ставящей целью построение коммунизма, СССР превращается в лидера мировой социалистической системы. Дружественные отношения устанавливаются с развивающимися странами, ставшими на путь антиколониальной национально-освободительной борьбы. Казалось, старый мир трещит по швам, а нам, наоборот, ничего не грозит – социализм в Советском Союзе «победил полностью и окончательно».

Но вдруг умирает Сталин, и без всякой видимой причины начинается разворот на 180 градусов. Страна с самым передовым общественно-политическим строем круто поворачивает в сторону уже изживавшего себя «архаического» мироустройства. В 1953 году большинство искренне оплакивали кончину вождя. Люди будто чувствовали – а наверное, и впрямь чувствовали, народ не обманешь, – что за смертью одного человека грядет всеобщая катастрофа, крушение надежд на лучшее будущее, крах первого в мире социалистического государства.

Почему же кончина одного, пусть и великого, человека привела к мировой катастрофе? Ведь марксизм трактовал роль личности в истории совсем иначе. Представляется, все дело в узости марксистского взгляда на историю. Теорию необходимо было творчески развивать, но по разным причинам этого сделано не было. К середине XX века марксизм устарел, как всякое учение, превращенное в догму усилиями его адептов. То, что казалось справедливым в середине XIX века, выглядело по-другому спустя столетие. Частная собственность на средства производства была не причиной, а лишь следствием системы эксплуатации человека человеком. В последнее время производство как таковое и вовсе перестало интересовать мировую элиту. Власть ей дают уже не физическая сила и не расширенное производство товаров для удовлетворения естественных потребностей людей по формуле «товар – деньги – товар с прибавкой». Не работает уже и формула монополистического движения капитала «деньги – товар – деньги с прибылью», потому что товар стал полностью исключаться из механизма эксплуатации и властвования. Не случайно крупные производства перенесены в страны третьего мира с дешевой рабочей силой, что подрывает их экологию и сокращает запасы сырья. В конце концов, в СССР частная собственность на средства производства была вообще исключена. Но оставалось нечто более важное в системе порабощения человека. Что же это такое?