Будто смилостивившись над попаданцем, ветер стал быстро утихать.

Вся жизнь у попаданца в эти дни была сплошным нетерпением. Удивительное дело: пропал аппетит и не хотелось разрядить накапливавшееся напряжение выпивкой. Еще поразительнее, что на сходные симптомы пожаловался Срачкороб. В другое время Аркадий посчитал бы, что он прикалывается или задумал какую-то каверзу, но сейчас поверил сразу. «Нетерплячка» по легко опознаваемым признакам без затруднений определялась у большинства посвященных. Вот-вот все должно было решиться. Все, что могли, они уже сделали, теперь оставалось ждать. Ну, и надеяться, что все пройдет, как задумано. От них теперь в данный момент ничего не зависело. Очень неприятные ощущения. Попаданцу показалось, что именно им со Срачкоробом было тяжелее всего, другие могли обратиться за поддержкой и помощью к Богу, а у двух друзей с искренностью молитв была напряженка.

С некоторым запозданием до Азова дошло известие, что султан Мурад вышел в поход, предварительно казнив одного из остававшихся в живых братьев. В паучьей семейке Османов подобные поступки были нормой, но властной Кеслем-султан удавалось долгое время сохранять жизнь всем своим сыновьям. Однако потерявший детей во время эпидемии чумы Мурад почему-то возненавидел родственников-Османов лютой ненавистью. Теперь даже мать не всегда была в силах остановить присущий Османам инстинкт убивать потенциальных претендентов на престол. Она сумела на этот раз вымолить жизнь только для Ибрагима. Долго добиралась весть из Стамбула из-за льда, еще покрывавшего прибрежную зону Азова и Дон. Гонцу пришлось высаживаться в контролируемой Хмельницким (к великому неудовольствию Инайет-Гирея и его приближенных) Кафе и добираться оттуда верхом. Это еще раз продемонстрировало атаманам, что Азов не очень подходит для столицы.

Так досадившая Аркадию метель закончилась, и в Приазовье началась весна. В степи появились первые цветы, слышались трели птиц, довольных наступлением тепла. К Азову потянулись казаки, зимовавшие в других городках. Отлеживать бока получилось мало у кого из них, теперь все мечтали отыграться в походах за пережитые зимой тяготы. Им были обещаны великие победы и богатая добыча, и все готовы были из штанов выскочить для реализации этих обещаний. После грандиозных свершений предыдущего «грабительского сезона» в этом ожидалось нечто совсем невероятное. Слухов о цели предстоящих походов ходило много, чаще всего назывались Синоп и Трапезунд. После погромов в двадцатых годах османы успели их отстроить, и добыча там должна была быть знатной.

Проблем у Татаринова и других атаманов прибывало с каждым днем. Зиму и в этот раз пережили с трудом – отсутствие собственного землепашества сильно ограничивало военные возможности Всевеликого Войска Донского. Голодающим трудно воевать, а уж махать веслами совсем невозможно. Несмотря на щедрые дары царя Михаила и успешные грабежи на малоазиатском и румелийском побережьях, еды хватило впритык. Слишком много набежало с Малой Руси людей. Немалую их часть пристроили в захваченных у черкесов землях, но и оставшихся в Северном Приазовье было избыточно много для скудного на нынешний момент продовольственного ресурса Дона. Еще осенью пришлось избавиться почти ото всех рабов османского и черкесского происхождения. Их продали на русских рынках, зачастую – совсем по дешевке. Кроме способных заплатить за себя выкуп, естественно. Этих берегли и кормили досыта. Неплатежеспособных татар выкупили тогда же османские купцы.

Весной было запланировано посеять хлеб в приазовских и притемрюкских землях, для чего было оставлено зерно для посева. Атаману Петрову уже несколько раз приходилось отбиваться, пока сугубо словесно, от желающих пустить этот запас на прокорм прибывавших к городу казаков. Но пока еще не посеянное зерно взойдет, созреет и будет собрано… Разрешение земледелия на новых казацких территориях по-прежнему вызывало у немалой части донцов раздражение. Так что с распространением этого нововведения на остальные донские земли в ближайшее время спешить не стоило. Сначала предстояло защитить хлебопашество здесь, на новых казацких землях.

Собираться-то казаки собирались, за зиму по грабежам соскучились, а с посадкой на корабли и поспешили бы, да как плыть? На море лед прибрежный взломался, однако на поверхности воды плавали льдины, а Дон же был еще скован от истоков до устья. Нетерпеливые выходили на речной лед по несколько раз за день, к сожалению, быстрее таять от этого он не стал. Корабли предусмотрительно расположили в Темрюке, но до него-то надо было добраться! После нескольких дней советов и обсуждений решили, что к трем тысячам казаков, засевшим в Темрюке и его окрестностях с осени, пойдет на помощь для подготовки флота к походу еще столько же, на конях. Посадить в седло всех было затруднительно, для этого на Дону элементарно не хватало лошадей. Да и крепкую сторожу против новых соседей, калмыков, снимать было нельзя, хоть и клялись те в вечной дружбе. Кочевники – они и есть кочевники, образ жизни диктует психологию.

Большинство казаков знало о планах верхушки только в общих чертах, без важнейших подробностей, на чем изначально настаивал Аркадий. Но и не зная подробностей предстоящих боевых действий, казаки изнывали от нетерпения: «Когда же закончится эта проклятая, голодная и холодная зима?! Когда же можно будет выйти в поход?»

Была для беспокойства Аркадия и атаманов еще одна причина. Финансовая. В связи с предельной простотой казачьего законодательства им уже начали сниться кошмары. С собой в главной роли на торжественном повешении или, что еще более вероятно, утоплении. Смерть утоплением, странное дело, считалась наиболее позорной казнью среди пиратов Черноморья, так казнили только очень разозливших казаков людей. Странно потому, что все они постоянно ходили под угрозой смерти в воде. Чайки и струги не слишком подходили для плаванья по бурному морю, застававшие в походах казаков бури часто собирали среди них обильную жатву душ для Князя Тьмы. Что не мешало им отправляться в морские набеги вновь и вновь.

Тревожиться же приходилось всерьез, так как за необоснованную растрату общественных средств другого, кроме казни, наказания не предусматривалось. А потратиться на организацию диверсионно-террористической операции пришлось капитально. Не удалось уложиться и в десять тысяч золотых. У Аркадия и атаманов, даже если они сложились бы, таких свободных средств не было, пришлось залезать в общаки, запорожский и донской. В связи с переизбранием отчитываться перед кругом не пришлось атаманам ни Запорожья, ни Всевеликого Войска Донского. Но время шло, известия из Малой Азии не приходили, и перед растратчиками замаячили очень неприятные перспективы. Одно дело – рассказать потом о великом успехе – уничтожении самого султана, стамбульского повелителя, под такое и весь общак списать могут. Его, в конце концов, можно восстановить, пошарив по тем же прибрежным малоазитским городам. И совсем по-другому, фатально неубедительно, будет выглядеть доклад, если покушение не удастся. Казаки вряд ли прислушаются к оправданиям наподобие: мы задумали, но нам не повезло. Общак у бандитов – святое.