– Где эти народные защитники? – спрашивали люди. – Почему они не спешат на помощь против врагов православного люда?

Лирники рассказывали о скором конце панского насилия, но трудно верить в обещания, когда вокруг такая несправедливость. Было ясно, что в этом году большая война здесь неизбежна.

* * *

Только что с ума не сходили, хоть и были близки к этому, несколько пластунов в самом сердце вражеской земли, на центральном плато Анатолии. Все они хорошо говорили по-турецки, знали, как необходимо вести себя в османском обществе. Впрочем, они не пытались выдать себя за османов, это было бы куда труднее, чем роль венецианских купцов, приехавших закупать здесь шерсть. Шерсть была одним из главных экспортных товаров Османской империи, никого такой визит не удивил. Разве что по срокам купцы не угадали, приехали слишком рано. Зато успели познакомиться с местными овцеводами и торговцами шерстью. Пока «венецианские торговцы» – среди них были два выходца из Италии, разоблачение им не грозило – ничего не покупали, чего-то выжидали. Местный люд удивлялся такой пассивности, но не слишком.

– Кто может понять этих франков, если они часто и сами себя не понимают? Понести такие большие расходы на приезд сюда и сидеть без дела, чего-то ждать. Воистину Аллах лишил неверных разума.

Казаки же под видом поездок по окрестностям готовились к делу, для которого их сюда прислали. И молили Бога об удаче.

Войско султана Мурада IV неспешно, но неудержимо двигалось на восток. Что неспешно, то неудивительно – большая его часть была пешей, а путь предстоял неблизкий, к Багдаду. Не способствовали быстроте передвижения и тысячи арб, повозок с припасами и снаряжением, десятки пушек – лить их, как встарь, на месте осады при нынешнем султане перестали. О дорогах, подобных римским, в султанате и не мечтали, поэтому наблюдать передвижение армии можно было издали, по пыли, поднимаемой ею в воздух. Ее было порой столько, что с дороги нельзя было разглядеть ярко-голубое небо Анатолии. К вечеру все покрывались этой пылью, становились похожи друг на друга, как родственники или, по крайней мере, одноплеменники.

Днем солнышко припекало, а по ночам в этих местах было еще очень прохладно, если не сказать – холодно. Несколько десятков человек не перенесли такой разности температур и умерли от простудных заболеваний, несколько сот, в основном обозников и землекопов, пришлось оставить в селениях по пути. На боеспособности армии это не сказалось никак. К боям райя никто привлекать не собирался, а заменить их другими было проще простого.

От Стамбула и его окрестностей в поход вышло несколько десятков тысяч человек. Войско, пестрое и разношерстное, не было бесчисленным, как любили иногда преувеличить враги Османов и их собственные летописцы. Чуть больше двадцати тысяч янычар, около десяти тысяч суварилери, конников корпуса капыкуллу, воинов-рабов и несколько сот топчи, артиллеристов-капыкуллу. Отвечали за доставку пушек к месту сражения топ арабаджи. Тут же двигалось около пяти тысяч тимариотов или сипахов, воинов-помещиков. Ранее бывшая главной военной силой султаната, конница сипахи давно уступила эту честь пехотинцам-янычарам. Экономические процессы в государстве неумолимо разоряли помещиков.

В ходе своих реформ по оздоровлению государства Мураду удалось частично восстановить численность этой части своей армии, но качественно сипахи заметно проигрывали коннице капыкуллу. Конечно же, с армией шли десятки тысяч обозников, райя (простолюдинов) для подсобных работ и тысячи упряжных животных. Янычары и их повелитель представителей главной нации султаната от скота почти и не отделяли. Их точно никто и не собирался подсчитывать, ни райя, ни животных.

Войско шло с хорошим настроением. Все верили, что их ждет скорая, неизбежная победа. Людей еще не вымотала тяжелая долгая дорога, в воинских рядах можно было услышать шутки и бодрые песни. Все знали, что война ведется много лет, стоила стране огромных жертв и расходов, но уже предчувствовали взятие Багдада и свои личные возможные трофеи при этом. Делить шкуру неубитого медведя – одно из любимейших человеческих занятий. Султан успел проявить себя как жестокий, но мудрый правитель. Обожания у воинов он не вызывал, уж очень был требователен, однако в его счастливую звезду верили. И никого не смущало, что для взятия такого огромного города, как Багдад, их армия явно недостаточна.

В восточных вилайетах халифата уже собиралась другая армия, еще более многочисленная, временно, в ожидании султана, возглавляемая Гюрджи Мехмед-пашой, бейлербеем (правителем) Анатолии. Туда двигались или уже подошли арабская и курдская конница, части из гарнизонов местных крепостей и вооруженные отряды анатолийского и других восточных бейлербеев. Учитывая, что это было пограничье с главным врагом страны последних десятилетий – Персией, да и сама Анатолия бунтовала и требовала военного пригляда всю первую половину семнадцатого века, войск там было всегда немало. Доминирование в государстве чужаков все более и более раздражало османов. Турками в державе стало принято называть бесправных крестьян, для любого другого жителя халифата такое именование стало жесточайшим оскорблением. Типа «селюк» или «быдло». С конца шестнадцатого века Анатолию почти непрерывно сотрясали восстания, в которых принимали участие не только изнуренные страшными налогами и безумной эксплуатацией крестьяне, но и помещики-тимариоты. Порой только уговорами и подкупами войска восставших удавалось рассеять и не дать предпринять попытки захвата столицы.

Даже язык жителей Стамбула все больше отличался от языка предков, на котором продолжали говорить селяне. В официальном османском языке уже тогда было больше персидских, чем тюркских, слов, да и слова арабского происхождения составляли немалую часть словарного запаса столичного жителя. Были и другие заимствования: османские моряки охотно употребляли итальянские термины.

Первым осознал опасность для государства доминирования в его армии капыкуллу старший брат Мурада, Осман II. Он планировал заменить корпус капыкуллу или, по крайней мере, потеснить янычар отрядами наемников-секбанов (секбан булюк-лери), уже показавшими свою эффективность и куда меньшую, чем янычары, стоимость. Набирали их только на конкретные боевые действия, после которых распускали, оружие у секбанов было свое, плата – меньше янычарской. Правда, потом они часто становились разбойниками, но если сделать их службу постойной… Однако, когда восемнадцатилетний повелитель попытался провести военные реформы, янычары, поддержанные муллами, свергли его и казнили.

Мурад в стараниях навести порядок пошел традиционным путем, попытался вернуть в султанат времена Сулеймана Великолепного, самого великого, по мнению османов, султана. Мурад IV проявил удивительные для столь юного возраста волю и настойчивость в своих реформах. Естественно, проводить их в жизнь пришлось с большой кровью. Только в Стамбуле за время его правления были казнены десятки тысяч человек. Ему даже удалось навести порядок среди янычар, внушив этим беспредельщикам страх перед государем. Для этого он не ленился лично проверять посты даже ночью, и горе было посмевшим заснуть на посту. Палачам при этом повелителе приходилось работать в буквальном смысле не покладая рук.