это делать было сложно, особенно Валентине и не только из-за ее роста — я бы сказал, она была не такой уж и маленькой, просто впереди попался зритель с большой широкой спиной.

Я решил помочь девушке и тут же предложил ей пересесть. Она почему-то отказалась.

Журнал окончился. На минуту-две был включен свет и затем снова погашен. Начался фильм. Как только замелькали первые кадры, Валентина ожила и, отыскав промежуток между двумя головами впереди сидящих зрителей, буквально прильнула ко мне. Это насторожило меня и я, чтобы устранить неудобство, которое испытывал от ее близости, тут же положил свою руку на плечи Светлане.

Фильм меня не заинтересовал, спроси, о чем он, я бы не ответил. Моя подруга также. Мы были заняты друг другом. В зале было много молодежи, таких же, как мы ребят. Спокойно сидеть могли в том случае, если кино было интересное. А оно не было таковым. Поэтому, то тут, то там слышались разговоры, смешки, повизгивания девчонок.

Пленка рвалась. Фильм тут же прекращался. Не удержавшись, кто-нибудь из ребят кричал:

— А ну поберегись! — И тут же загорался свет. Парни и девушки мгновенно отодвигались друг от друга на приличное расстояние. Кто не успевал, на них сразу же обрушивались всевозможные шутки, типа: «Вы что себе позволяете, вы же в кино пришли!» — затем раздавался дружный смех.

Я вел себя культурно: не пользовался темнотой. Это не было связано со стесненьем или чрезмерной скромностью. Просто так был воспитан. Общения во время просмотра фильма как такового у нас не было — отдельные слова, реплики, то с моей стороны, то со стороны Светланы и все. Однако и этого было достаточно. Мы ощущали гармонию без слов.

Мой отец был бы мной доволен. В любых обстоятельствах я всегда старался быть мужчиной, рыцарем. Девушка, неважно кто она — для меня всегда была дама. Светлана — просто принцесса. Я сохранил рыцарские отношения к ней на всю жизнь, как нам после не было трудно.

Мне было приятно находиться рядом со Светланой. Я не замечал времени, но картина окончилась, вспыхнул в зале свет и мы направились к выходу. «Народ» — в большинстве своем парни и девушки сразу же создали толкучку. Мы чуть было не растерялись. Впереди я вдруг, неожиданно увидел Алексея всего лишь на мгновенье. Водоворот человеческих тел быстро запрятал его в однообразной серо-черной массе — пучине. Его жена Надежда так и не показалась. Наверное, была где-то рядом.

В тот вечер я догадался, что ненужно быть многословным. Можно общаться, даже не прибегая к языку. Мы расстались с трудом, с жаждой новых встреч. Что мне было непонятно — эта ситуация там, в общежитии, когда я назвал Светлану по фамилии — ее реакция. При последующих встречах с девушкой я, помня о случившемся, не раз прикусывал свой язык.

Однажды, ее подружка Татьяна не удержалась и сказала мне:

— Асоков, я заметила, ты избегаешь называть Светлану по фамилии и правильно делаешь! Она не любит ее, можно сказать ненавидит. Если была бы в силах, давно уже сменила. Для нее фамилия Зорова — чужая. Вот так! Запомни это! — Я, было, открыл рот, чтобы спросить у нее, из-за чего такая нелюбовь, но Татьяна меня осекла:

— Больше я тебе ничего не скажу. Сам когда-нибудь узнаешь. Всему свое время. Я надеюсь, ты меня не выдашь?

Татьяну я не выдал — постарался забыть то, что мне не следовало знать. После разговора с Полнушкой я обращался к Светлане только по имени. Правда, иногда мне приходилось пользоваться и фамилией, но у нее за спиной. Произнося ее: «Зорова» — я недоумевал, фамилия, как фамилия ни чего в ней странного не было. Я бы сказал, она звучала красиво.

3

Мой друг Виктор с Татьяной сошелся быстро. Везде и всюду он ходил с ней под ручку, не отпускал от себя. Другую девушку, ради которой Преснов когда-то вытащил меня в дом культуры на танцы, он оставил. Забыл напрочь и даже не заикался о ней. Мой друг мог быть забывчивым. Я ему о том не напоминал, лишь про себя улыбался.

Дружба Преснова с Полнушкой мне была на руку. Я мог вместе с ним ходить к девчонкам в общежитие. Это упрощало общение. Виктор часто приходил мне на помощь и помогал поддерживать разговор, если он вдруг становился трудным или заходил в тупик.

Я переживал больше не за него, а за Валентину. Мне было жалко девушку. Она была без парня и оттого дружба с нами ей часто была в тягость. Я не раз наблюдал: во время разговора со мной или же с Виктором как она, отчего то краснела и опускала вниз глаза. У меня порой от этого пробегали по телу мурашки. Преснова — это обстоятельство развлекало. Он, измывался над Валентиной и не раз пытался ее завести. Татьяна спасала положение и отбивала напор своего парня:

— Виктор, перестань, сейчас же перестань! Любишь же ты над людьми поиздеваться.

Мне не всегда было удобно препятствовать другу. Не знаю отчего, но я порой боялся за него — это добром не должно было окончиться. И не напрасно переживал.

Однажды, по прошествии многих лет, Валентина не удержалась и сказала мне, что я ей понравился сразу, как только она меня увидела, но соперничать со Светланой не могла, уж очень та выделялась не только среди них, но даже в техникуме была на виду. А вот Татьяна, она для Валентины, оказалась простушкой. Мой друг, не желая того, чем-то увлек девушку, и она без труда легко отодвинула от него Татьяну, полностью завладев им. И случилось это — нет, не из-за горячей, вдруг вспыхнувшей любви девушки к моему другу. А из-за того, что Татьяна была наиболее близкой подругой Светланы — ее землячкой — из одного поселка. Их отцы дружили. Однополчане — этим все сказано. Отбив Виктора она таким странным образом отомстила Светлане за ее любовь ко мне.

Данное происшествие случилось неожиданно. Я тогда его полностью и не принял — логика Валентины была мне, да и не только мне, но и другим моим друзьям непонятна. Признать свою вину я также не мог, хотя Татьяну Полнушку с ямочками на щеках мне было искренне жаль.

Долгое время я видел перед собой только образ Светланы, наверное, из-за этого и не смог ничего изменить — повлиять на Виктора. Он был мой друг. Если бы я настоял, возможно, Преснов меня