Люблинский пехотный полк полковника Арцебышева, но пока некоторые узлы обороны приходится прикрывать лично адмиралам. Так Истомин взял на себя Малахов курган, Нахимов часто бывает рядом с нами на четвертом бастионе. Ну, а Корнилов носится везде, иногда создавая ощущение, что он может бывать сразу в нескольких местах одновременно.

— Григорий Дмитриевич, конечно, беспокоят, — адмирал один из немногих еще умудрялся улыбаться, причем не нервно, а как-то спокойно. — Вы, кстати, по делу или просто в гости?

— По делу, — я собрался. — Вы же знаете, что скоро враг может пойти на бомбардировку города, а там и до штурма недалеко. При этом напротив вас не французы, чьи орудия не сильно отличаются от наших, а англичане. Они стреляют дальше, и Эдуард Иванович признавался мне, что сомневается в том, что мы сможем их подавить. По крайней мере, без крупных морских калибров, а у вас под них просто нет укреплений.

— Штабс-капитан, — в голосе Истомина прорезался металл.

— Я хотел предложить вам использовать мою роту ракетчиков для подавления таких позиций. Хотя бы просто попробовать разок, подойдут они вам или нет. Например, пятого числа?

Я замер, ожидая ответа. Если с капитанами можно было говорить в лоб, то адмиралов убеждать, даже несмотря на наши добрые отношения, гораздо сложнее. Но если Истомин согласится, если в день бомбардировки я всучу ему Алферова, то мичман уже позаботится о том, чтобы вывести из строя дальнобойные батареи. Я для него и ракет, и прикрытия не пожалею.

— Ну, пусть будет, — наконец, решил Истомин. — Думаю, пятого большая заварушка еще не начнется. Пусть ваши ракеты покажут себя.

Мы пожали друг другу руки, и я снова двинулся дальше. На третий бастион, который прикрывал подступы к Южной бухте и центру города. Там было довольно заболочено, наши же позиции стояли на искусственных возвышениях, что позволило вице-адмиралу Панфилову довольно успешно сдерживать врага. Тем не менее, с ним я тоже поделился своими подозрениями о скором штурме, а потом переправился уже на свою половину города.

Свою… Четвертый, пятый и шестой бастионы действительно уже казались мне родными. И там давно все было готово. Я прошелся по каждому из окопов, пообщался с солдатами, проверил «Ласточек» и новые партии ракет. Только бы все получилось!

Россия, Севастополь, 5 октября 1854 года

На часах шесть утра, солнце вроде бы уже показалось из-за горизонта, но его света пока не хватало, чтобы разогнать ночную хмарь.

— Не рано, ваше благородие? — рядовой Голубев, ставший после случая с мичманом Кононенко моим личным техником, споро готовил «Ласточку» к полету. — Еще морось в воздухе. Вы же сами говорили, что с ней лучше не летать. Подниметесь, она замерзнет и начнет клонить к земле. А то и крыло обломает, помните, как пилот Эристов два дня назад чуть не упал?

— Ничего, я ненадолго, не успеет ничего сломаться, — ответил я.

На самом деле действительно не стоило бы рисковать, но такой день… Уже скоро должны заговорить первые пушки союзников, и я просто должен видеть все, чтобы ничего не пропустить. Чтобы убедиться, что все задуманное сработает как надо!

— Начинаем! — скомандовал я.

Шар у «Ласточки» — одно название, но пока нам просто не хватает решительности полностью от него отказаться. Тем не менее, хоть немного веса он берет на себя, и хорошо. Лошадь привычно разогнала планер, и я почувствовал, как ветер начинает давить на уши, а земля отдаляться.

— Первый ускоритель пошел, — скомандовал я сам себе, запалив стопину и почувствовав рывок, когда пороховые газы вырвались из стальной трубы и бросили меня вперед.

Город, море… Чем выше я поднимался, тем быстрее расползались последние сумерки. И вот через пару минут я смог разглядеть позиции врага. Обычно сонные в это время сегодня они походили на разворошенный муравейник. Тысячи солдат, сотни тяжелых орудий, подтянутых на передовую, а еще… Над позициями французов парили почти два десятка воздушных шаров. Не «Карпы» и тем более не «Ласточки», но и так, корректируя огонь своей артиллерии, они могли натворить делов.

Я вытащил фонарик, готовясь отдать первый приказ… В этот самый момент французы оттащили в сторону деревянные щиты, прикрывающие одну из батарей, и первая пушка сделала первый пристрелочный выстрел.

Бомбардировка Севастополя началась.

[1] Слова А. Н. Радищева. Тут у главного героя немного смешались воспоминания из прошлого и будущего, потому что обрушить цены Бобринский сможет лишь через несколько лет.

Глава 6

Севастополь, утро первой бомбардировки

— Поручик, все готово? — генерал третьего отделения Его Императорского Величества канцелярии Дубельт сидел в кресле и с балкона смотрел на вспышки, раскрасившие утренние сумерки.

— На каждом бастионе в составы вспомогательных команд включены по два моих человека. Они проинструктированы, на что обращать внимание. Любые странности, переданные на ту сторону фронта сообщения — мы ничего не пропустим! — поручик Зубатов преданно вытаращил глаза.

Возможность поработать с такой легендарной личностью, как Дубельт, давала ему очень хорошие шансы сделать карьеру, и он не собирался их упускать.

— Что по прошлым инцидентам?

— Дело похищенного и подстреленного мичмана Кононенко, — Зубатов открыл записную книжку. — Мы попросили доктора Гейнриха провести исследования. Следов пороха на трупе не было, так что выстрел произвели не вплотную. Дочь Алексея Федоровича точно ни при чем.

Зубатов сглотнул, представив, что бы им устроил главный начальник третьего отделения и шеф корпуса жандармов за такие подозрения, а вот Дубельт сидел с каменным лицом. Не то, чтобы он не уважал Орлова — как раз напротив. Но делать поблажки из-за этого чувства он точно не собирался.

— Спешить с выводами мы не будем, — покачал он головой. — Примем как версию, что работал французский стрелок. Но как он узнал о цели? Как вышел на точку, с которой смог произвести точный выстрел? Вот вы, поручик, общались по этому поводу с Щербачевым?

Зубатов покачал головой. У них со штабс-капитаном сложились непростые отношения: вроде бы каждый с пониманием относился к работе другого, но в то же время прощать вставленные в колеса палки никто не собирался. А вставлять их они оба не стеснялись.

— А я общался, — продолжил Дубельт. — Мы вместе нарисовали схему полета, потом отметили примерную скорость на разных участках с учетом ветра и ракетных ускорителей. Точек, где можно было так метко подстрелить мичмана одной-единственной пулей, было не так много. И чтобы