к Квазимодо и от него к Барби похоже на выстрел из короткоствольного пистолета. А ты — пуля, чья задача никуда не попасть. Фирелли по-прежнему оставался ближайшей мишенью. Перед поворотами мне казалось, что я торможу об него, и между нами пружина, которая то растягивается, то сжимается, угрожая лопнуть.

Но после Тарана лидер вдруг как сквозь землю провалился. Наверно, я слишком отпустил газ перед «трамплином», опасаясь «приземлиться» в него. И когда он опять возник впереди, то оторвался на десяток корпусов. А в зеркале нарисовалась улыбающаяся крокодилья морда на обтекателе Зебровски.

В дневном свете трасса преобразилась, теперь напоминая гигантскую змею, растянувшуюся на солнцепёке, поблёскивая сквозь матовую пыль крохотными стальными чешуйками асфальтобетонных фракций. А наши колёса постепенно стирали с неё патину, оставляя чёрные следы и обнажая истинную суть коварной рептилии, готовой в любой момент сбросить и раздавить настырно жужжащее насекомое.

Но, похоже, Себастьян поймал кураж, что ему наплевать на охотничий инстинкт асфальтовой гидры. Держаться за ним, не отпуская, удавалось с великим трудом. Благо, Пит снова поотстал. Видимо, это и есть та самая скучная гонка, за которую мы вчера чокнулись с Куртом. С незначительными перестановками, которые пока в общем-то…

Устраивают?!.

Каждый юноша из древнего племени стремился выиграть состязание, прекрасно зная: победителя принесут в жертву. Хотя запросто мог где-то незаметно поддаться и отвести от себя почётную участь. А я стану отсиживаться за чужой спиной? Сосватаю другому мечту, к которой шёл всю жизнь?..

— Ты должен обогнать!.. — протрещало в наушниках.

— Как, вашу?.. Где?..

— Лайквуд третий, — из хрипящего радио повеяло холодом.

Я бросил взгляд в зеркало:

— Чёрт! Вижу.

— Не тяни! А то он пройдёт вас обоих.

Я честно старался, отгрызая по метру-сантиметру на каждом отрезке. И круге на четвёртом после рестарта нам с Себастьяном показали таблички с одинаковыми ноликами в начале. Вот только меня по-прежнему отделяла целая пропасть от того, чтобы поменять свой плюс на его минус.

То, что я быстрее, в любой момент могло сыграть дурную шутку. Длины стартовой прямой явно не хватало, чтобы использовать преимущество мотора при разгоне. А перед Тянучкой Фирелли опять затормозил чуть раньше, оставшись ровно посредине, предлагая выбор, с какого бока сломать об него переднее крыло. А то и устроить обоюдный вынос. Фрэнк точно не обидится.

«…Завтра мы все гоняемся за Боба!..» — лживый итальяшка! Может, скормить его призраку? Не самый приятный тип. Откатав сезон в Наскаре, бывший чемпион лавров не снискал, зато позаимствовал оттуда манеру решать послегоночные споры кулачным способом. «Шоколадный» Боб, родом из гетто, до меня служивший объектом грубоватых шуток ветерана, смотрелся на фоне того рафинированным интеллигентом.

И Фрица заодно с ним!.. Уже показывает себя. Сам жёлтый, как переспелый лимон… А если это разводка? И никакого призрака нет! Тогда тридцать первый окажется чемпионом, а я — полным идиотом? Зебровски и (кто там шёл четвёртым? — помнится, Джоан Линсент) — за два круга стали его жертвами. Выглядит устрашающе…

— Это точно он?..

— Сам не видишь? — каким-то чудом разобрали на мостике моё бормотание.

— К сожалению, прекрасно… — бросил я, только чтоб отстали. Впредь стоит думать потише.

Между тем «скучная гонка» возобновилась на следующие несколько кругов. Мы, будто сговорившись, сохраняли позиции и отрывы где-то в одну-полторы секунды. Со мной и Себастьяном-то ясно, но Лайквуд отчего не торопится? Бережёт силы для решающей атаки? Или чтобы ускориться, когда я отправлюсь на пит-стоп.

— Не расслабляйся, его шины свежее твоих… — напомнили с капитанского мостика, явно имея в виду того, кто позади, а не впереди.

Мелькнула ещё одна — дурацкая — мысль, которую я спешно отогнал. Откуда Фрэнк может знать?.. Вряд ли его вчера кто-то так же подробно просветил, как меня Курт. Хотя, вопрос блондинки слышали все… Неужели пропустили мимо ушей, и только у одного взыграло любопытство?.. Кажется, Фирелли чувствует себя вполне комфортно в роли паровозика, таская наши разноцветные вагончики на пружинках, и никакая желтизна в зеркалах не смущает.

Вернуться в секунду с лидером большого труда не составило. Но я нигде не мог попасть в область разреженного воздуха за ним, кроме как в последней и единственной скоростной связке. Это же безумие — потерять там хоть один процент прижимной силы!..

Попробую отстать на десяток корпусов, чтобы, разогнавшись в Удавке, подсесть к нему в воздушный мешок не раньше начала короткого прямика перед медленным предстартовым поворотом.

Снова повторение безумия! Раскрученный мотор надрывается, как резаная свинья, пытающаяся обогнать собственный визг. Тщетно! Визуально дистанция с Фирелли ни на дюйм не сократилась. Такая, как на прошлом круге в этом же месте. Но метров за сто до торможения я вдруг почувствовал, что меня начинает притягивать к нему, как металлическую стружку к мощному электромагниту.

Пора!

Круги 13–33 под зелёным флагом

Он оставил щёлочку без миллиметра запаса. Дескать, покажи свою меткость, коли такой наглый. По филигранности манёвр походил, как если б пуля прошла в игольное ушко и, мгновенно развернувшись, сквозь него же обратно. Вписаться после атаки слипстримом в Посошок было сродни попаданию в «бычий глаз» в дартсе со стометрового расстояния.

Тем не менее получилось!.. Из-под моста я выехал, никого не наблюдая впереди. Вчерашнее волшебное ощущение вернулось. Вместе с хлопками в наушниках, которые не сразу идентифицировал…

— Так держать… — обрело язык командное радио. — Наращивай отрыв… — и добавило. — Используй преимущество машины… — видимо, чтоб не зазнавался раньше времени.

Даже моя безнадёжно отстающая «формула» из недавнего прошлого была б здесь, наверно, быстрей на секунду с круга. Но когда лидируешь, от скорости совсем другое чувство. Должно быть, на овалах эти монстры способны впечатлить ещё больше. Хотя с «полётом по собственной гостиной» пока «вертолёт» справляется изящней реактивного истребителя.

Стыдно признаться, я давно не помню, чтобы с каким-то особым трепетом относился к вверенной технике. Скорее, мы обоюдно раздражали друг друга, считали ни на что не способными. Ничего похожего на трогательное чувство между конём и всадником. Может, оно зарождается сейчас?..

Тем более, имя той, что подо мною, звучит вполне себе нежно и музыкально: «…Лола — Эл-О-Эл-Эй — Лола — Ло-Ло-Ло-Ло-Лола…» Как у большинства соперников, и с таким же Форд-Косвортским движком. Но дополненная эксклюзивными, командной разработки, амортизаторами вкупе с аэродинамическим чудо-обвесом.

Разбег по стартовой прямой и в последний момент отказ от взлёта чётко на точке невозврата. Дальше извилистыми тропами вперёд и вверх. После лабиринта со стенками тусклого золота всё ещё плотной листвы на выходе из Тарана впереди открывается небо без единой крапинки облаков. Таким, наверно, его видят