Кстати, небольшому агенту легче проникнуть за перегородки, о которых вы говорите. (Некоторые из них созданы искусственно, для защиты, но нет такой крепости, в которую наш агент не смог бы пробраться. Надо только довериться интуиции.)

Важно, однако, не терять над ним контроля, чтобы агент не смог обособиться.

Полина, вы совершили чудо… Я гляжу миллионами глаз!

в которой ничего не успевает произойти, поскольку всю ее занимает добавленная издателем статья русского путешественника, содержащая кое-какие полезные для понимания целого наблюдения и соображения.

От издателя. Приводимая ниже статья написана «русским путешественником», который в настоящее время является профессором в одном из чикагских университетов. Издатель обратил на него внимание благодаря отрывку, который виконт включил в свои заметки, но, как выяснилось в дальнейшем, этот, казалось бы, случайный персонаж куда более тесно связан с историей маркизы и виконта, чем можно было подумать первоначально. Забегая вперед, необходимо признать, что он оказался одним из главных информантов, внесших свой вклад в создание данной книги, в особенности после ее мнимого завершения.

О бешенстве времени

Я не знаю, для кого я пишу. Вместо путешественника, я постепенно сделался постояльцем. А теперь один мой знакомый связался со мной, и попросил прислать кое-что для книги, которую он собирается издать.

С тех пор как я осел в Чикаго, миновало несколько лет. Работаю. Из университета Чикаго перебрался в университет Деполь – тоже находящийся в Чикаго. Получил постоянную должность профессора. Но это не снимает главных проблем – например, такой очевидной, как проблема жизни и смерти, на которую так хочется закрыть глаза!

С ней, однако, как ни крути, ничего не поделаешь. Следующая по значимости проблема, которая привлекает внимание немолодого ученого, – это проблема сменяющих друг друга эпох. Той, на которую пришлось твое собственное детство и юность, той, которая пришла ей на смену. Той, которая идет на смену той, которая пришла ей на смену. Может быть, не менее важная проблема, для тебя лично, если ты оказался в эмиграции, это проблема смены страны. Короче, тем для рассуждений в избытке – надо же достойно откликнуться на просьбу. Оставить свой след в беллетристике, даже в виде подстрочного примечания, не говоря о вставной главе, для скучного профессора математики очень приятно. Особенно когда само понятие книги в скором времени может исчезнуть из оборота.

И все же надо отрешиться от личного – проблема смены эпох важнее. Так нас учили в исчезнувшем в рекордные сроки с лица Земли Советском Союзе. Остановиться, оглянуться, подумать о бешенстве времени.

В моей жизни бешенство времени нашло свое наиболее концентрированное выражение в Интернете. В те годы, когда я учился, Интернета не существовало. Не было никаких мобильных телефонов. Был, правда, у нас предмет – программирование, и практика по написанию программ. Большую часть времени занимало не написание, а отладка, и все, что с ней связано – сдача написанной на специальных бланках программы в окошко «набивочной», где программу набивали на перфокарты, пачка перфокарт потом относилась в другое окошко, «на машину», через день или два, в зависимости от очереди, можно было получить распечатку. Разумеется, без ошибок обходилось редко – по распечатке ищешь, какие строчки нуждаются в исправлении, какие перфокарты – в перебивке. Относишь заказ на перебивку…

Потом мне приходилось работать на «Минск-32», была такая электронно-вычислительная машина, занимавшая целый зал в лабораторном корпусе. Там же у нас была и машинка для пробивания перфокарт. Раза в два, наверное, больше обыкновенной электрической пишущей машинки и раз в десять массивнее. Металлический стол содрогался каждый раз, когда в перфокарте пробивался очередной ряд прямоугольных окошек, затем сдвигалась тяжелая каретка…

В то время любили порассуждать на тему, может ли машина мыслить, но никому и в голову не приходило населять тяжелые металлические шкафы мириадами виртуальных существ, как это свойственно нынешним пользователям Интернета.

Затем… Затем все вокруг постепенно начало рушиться. Вспоминаются первые мелкие признаки, отнюдь еще не явные знаки грядущих перемен, не имеющие видимого отношения ко всемирной сети.

Например, с каждым годом молоко в бутылках, которое мы покупали, скисало быстрее. Мы начали его кипятить, чтобы оно держалось дольше. Потом наступил год, когда только что купленное молоко свернулось прямо в кастрюле. Это случилось незадолго до вхождения наших войск в Афганистан.

После ленинградского университета я сразу поступил в аспирантуру, это спасло меня от настоящей армейской службы.

Разумеется, начало войны в Афганистане было значительным событием, но никто не воспринимал его в качестве знака или признака. Господствовал иной стиль мышления – малое может быть знаком чего-то большего, но не наоборот. Вторжение казалось естественным выражением реальности той силы, которой считался Советский Союз.

Знаки-признаки грядущего были в ином. Вторжение состоялось в декабре 79-го, следующий, 80-й, был годом московской олимпиады. Помню, в этот год на ленинградских прилавках неожиданно для меня появилось ирландское масло и новозеландская баранина, вместо отечественного масла и мяса, с которыми в «северной столице» бывали перебои.

Конечно, известно было, что в провинции со снабжением проблемы давно, но ведь это всем известный факт, а никакой не знак.

Вскоре монолитная сила стала как-то распадаться на пиксели. Никакой фантастики – смысл держит разрозненное вместе, пиксели по отдельности смысла не имеют – только он превращает набор пикселей в изображение.

Применительно к СССР это еще можно считать метафорой. Настоящая мировая революция началась несколько позже. Я борюсь с ней, пытаясь удержать связь времен. Нынешнее время эту связь разрушает, в своем бешенстве обращаясь против самого себя – для него нет ни прошлого, ни будущего, есть только почти не связанные между собою нули и единицы. Пиксели по отношению к ним – вторичны.

Революция начиналась исподволь – зеленые буквы на экранах, первые e-mail’ы, первые игры – «Тетрис», «Дальгрен», «Пещера», еще безо всяких картинок. Трудно вообразить, что это начало очередного «великого перелома», только в глобальном масштабе.

Потом (я к тому времени уже начал выбираться за границу) – появление Web 1.0. В общем-то, это уже настоящий интернет с красочными веб-страницами, перекрестными ссылками. Год, примерно, девяносто третий.

Правда, еще никакого чириканья, грохота и треска, никаких поисковиков – мирные времена до «первой браузерной войны». Никакой революционной толпы на виртуальных улицах…

Если знаешь адрес – можешь зайти на страницу… Тогда, как и теперь, я любил оставаться на работе ночами – перенос моей трудовой активности на Запад привел к увеличению в ней доли Computer Science по сравнению с математикой. Порой найдешь около принтера фото какой-нибудь красавицы, распечатанное на не слишком качественной бумаге довольно-таки приблизительными цветами. Не я один двигаю науку ночами – а программисту тоже хочется отвлечься.