не шибко строгих нравов, так что любую выбирай, не стесняйся. А жену надо совсем по-другому принципу выбирать. И она, конечно, поможет. Ее надо обязательно послушать, потому что у нее есть опыт и жизненная мудрость.

Кира мило улыбалась. Устами мальчика за тридцать говорила взрослая женщина, обозленная на молодых красоток и защищающая свое капиталовложение.

– Мама говорила, у Натки и семья неблагополучная, никакой поддержки не окажет. Придется мне самому содержать семью. Так-то она права, конечно. Мать у Натки пенсионерка, а отец – алкаш. Натка отца вообще не помнила, мать его выгнала, когда той три года было. А Натка самостоятельная и спокойная. Я ни разу не слышал, чтобы она голос повысила. Мама говорит, что как раз такие тихони всегда все по-своему выворачивают. Залетит – и придется жениться. Будешь всю жизнь мучиться. Семья – это очень сложно и дорого. На работу придется устраиваться, и не погуляешь уже, потому что с семьей надо много времени проводить.

Кира кивала.

– Ну, я подумал… Мама права. Натка действительно прям невозмутимая какая-то. Всем довольная и спокойная. Будто у нее четкий план есть и она уже все решила. Все девки понятно, чего хотят, – замуж. За такого, как я, вообще все замуж хотят.

Кира едва сдержала смешок. Она прищурилась, глядя с иронией, но поглощенный своей персоной Альгиз не обратил на это внимания.

– А Натка единственная из всех, которая ни разу не намекнула даже, что замуж хочет. А она же ведь уже… ну, не молодая была, за тридцать ей. Небось в уме уже все придумала и подробности свадьбы расписала. Скрытная, в общем, непонятная. Короче, решил я маму послушать. – Молодой мужчина запнулся. Фраза прозвучала звонко, будто стишок на утреннике.

Альгиз громко втянул воздух ноздрями. От вальяжного, уверенного в себе мужчины ничего не осталось, кроме дорогих белых шмоток. Перед Кирой сидел кобелек на поводке и в периметре, определенном мамой.

– Женщин может быть много, а мама у меня одна и другой не будет, – продолжил парень, но звучало это все более и более фальшиво. – Больше, чем мать для сына, ни одна женщина не сделает. И она всегда на моей стороне. Кто кроме нее поможет отбиться от алчных женщин, которым только и нужно мужика, то есть меня, себе под каблук засунуть. Манипулировать мной, заставляя работать. Я против мамы не пойду никогда. Мама – это самое главное в жизни.

– И денег дает, – кивнула Кира.

– Ну да, – кивнул Альгиз и вздрогнул. – Ну и что? Да. Денег дает! А без денег никуда. А ты либо их зарабатываешь и тратишь на это все свое время, всю свою жизнь. Тогда больше ничего не успеваешь. Некогда жить. Некогда гулять и удовольствия получать. Либо ты жизнь живешь и все такое, а кто-то должен тебе на это денег дать. Мне мама дает. А жена, она же наоборот захочет. Я работать, что ли, буду, а она тратить?

Кира снова кивнула и с заинтересованным видом улыбнулась, ни жестом, ни взглядом не выказывая осуждения.

– И вы расстались? Наталья огорчилась? Плакала?

– Вообще нет. Я удивился, даже расстроился. Я огорчился! Вроде как показалось, что ей пофиг до наших отношений было. Что я есть, что нет. Спасибо, что сказал, и все. А потом вдруг вот так… С моста…

– А почему вы решили, что это суицид?

– Ну, я же говорю, странная она была очень и спокойная, будто ей эмоции ампутировали… Совсем без чувств. В тихом омуте черти водятся… Когда мне фотки показали, как ее из реки вытащили, я сразу подумал, что она туда сама сиганула. И там раны были на теле, ножом.

– Колющим предметом, – уточнила Кира. – Следы на теле, скорее всего, были оставлены заточкой или гвоздем, не ножом.

– Ну, острым. Я сразу про нож подумал. Ната ножиком так играла… Ну вот ладонь кладут на стол и тыкают между пальцев. – Он продемонстрировал, положив холеную руку на стол между чашек, растопырил пальцы и принялся указательным пальцем другой руки тыкать между пальцами. Кира отметила необыкновенно ровные и ухоженные ногти, мужчина явно пользовался услугами маникюрши. – И вот так ножом, все быстрее и быстрее, и не смотрит на руку и улыбается, а потом закрывала глаза. – Альгиз округлил и вытаращил на Киру глаза. Ну, понятно, он и представить не мог, что можно играться с чем-то, рискуя причинить себе вред. – Сначала прикольно было. Удивительно. А потом вообще страшно смотреть стало. Она говорила, что просто натренировалась. Но ведь странно как-то. Нормальные люди так себя не ведут.

– Хорошо. – Кира умильно смотрела на Альгиза, как на карикатуру мужчины. – Почему вы решили, что она из-за вас-то прыгнула?

– Ну а из-за кого же еще? – Он мялся.

Кира вскинула бровь, внимательнее всматриваясь в его лицо. Альгиз решал, рассказывать или нет. Опасения буквально были написаны у него на лбу. Поднял взор наверх вправо, значит, визуал по восприятию и что-то вспоминает.

– Альгиз, ваша мама не права, – вмешалась собеседница в его мыслительный процесс. – Если вы не совершали в отношении Натальи конкретных действий, не унижали, не били, не издевались, не заставляли ее делать что-то против воли, вас никто не будет обвинять в «доведении до самоубийства». Это вообще очень непростое обвинение и сложно доказуемое. Даже если подобное действительно имело место и совершалось со злым умыслом, доказать все равно очень трудно. Люди ежеминутно делают массу гадостей друг другу.

Она попала в точку. Молодой мужчина вспыхнул, опустил глаза.

– Конечно, у меня не было никакого злого умысла. – Потом он осекся и уточнил: – А вы же вообще не полицейский? Не следователь?

– Нет, – заверила Кира. – Я психолог. Консультант.

Он еще раз тяжело вздохнул и поведал:

– В общем, когда я Нате сказал, что мы расстаемся, а она никак не отреагировала, вроде как ей все равно, я обиделся. Тоже мне фифа нашлась, ко мне очередь из девок выстраивается, а ей пофиг. Вроде как она за меня и не держится. Что-то меня это так задело. Мама всегда говорит, что я такой парень, о котором любая девушка только мечтать может. Так все и было. А эта, типа, особенная, что ли? Вроде как она мне продемонстрировала, что она лучше, чем я.

Кира ясно прочитала на лице молодого мужчины недоумение, обиду, даже злость. Да уж, с безразличием Альгиз сталкивался нечасто. Не с безразличием, скорее со сосредоточенностью на себе, свойственной умным, образованным, занятым интересным делом женщинам.

Мужчина вздыхал, суетливо поглядывал по сторонам.

– В общем, мне захотелось ей гадость сделать. Чтобы много о себе