– Не бойся, меня много.

Марина открыла дверь, пропустила подругу вперёд и зажгла свет.

– Марина, – осторожно сказала Лариса, – ты только не пугайся. По-моему, вас обокрали.

– Что?

– У вас явно что-то искали, – она смотрела на разбросанные вещи.

Марина выглянула из-за плеча подруги и проследила за её взглядом. И тут краска стыда залила её по самую маковку.

– Э-э… – проблеяла она, – это я случайно уронила куртки на пол. Я очень спешила. Ты же меня торопила!

– Да… и куртки, и шапки, и перчатки, и крем для обуви – туда же. И роняла их, видимо, недели две. Не меньше.

– Завтра у меня генеральная уборка! – с вызовом сказала Марина, пытаясь заглушить муки совести.

– А Семён-то даже не догадывается, что ты такая распустёха. А если он неожиданно вернётся?

– Ну, хватит меня стыдить. У меня кризис.

– Ладно, идём пить чай.

Лариса зашла на кухню и крикнула Марине, копошащейся в коридоре:

– Какое счастье, что сюда твой «кризис» не добрался! – она плюхнулась в любимое кресло.

Марина возникла на пороге кухни и протараторила с пулемётной скоростью:

– Ты тут располагайся, поудобнее. Чаёк можешь пока организовать. В общем, чувствуй себя, как дома. А я сейчас, быстро.

Лариса открыла рот, чтобы что-то сказать, но Марина уже чем-то активно гремела в недрах прихожей.

– А я хочу чувствовать себя, как в гостях! – прокричала она в сторону предполагаемого пребывания Марины.

Минут через пятнадцать Марина снова появилась на кухне в огромных хозяйственных печатках канареечного цвета:

– А вот и я!

– Очень приятно. Ты что генеральную уборку решила сегодня начать?

– Да нет. Это я так, по-быстренькому.

– Угу. Ты уж, извини, но твой чай, наверное, остыл, – сказала Лариса, отпивая глоток ароматной жидкости из чашки размером с небольшое озеро. – А я уже стартовала и чувствую себя, как дома.

Когда Марина, наконец, присоединилась к чаепитию, Лариса сказала:

– Можешь начинать.

– Что начинать?

– Рассказ. Про вчерашний вечер. Или ты хочешь, чтобы я у тебя заночевала?

Марина отложила пряник, принесённый доброй Ларисой, вздохнула и начала:

– Вчера на работе…

– Начни сразу, что было после работы.

Марина покраснела.

– Вчера после работы…

– Так, – подбодрила её подруга.

– Я… мы ходили в кафе. Так, ничего особенного: кофе попили, поболтали. Всего-то, наверное, полчаса там и были.

– Ты забыла сказать – с кем?

– С В.П.

– С кем?

– Ну, с шефом.

– Ах, да. Этот ваш «непокорённый». И сколько вас было?

– Двое.

– Ясно. Приватный культпоход, значит. И чего мы краснеем?

– Ничего я не…

– Я вижу, – перебила её Лариса. – У вас что – роман намечается?

– Не говори ерунду. Никакого романа. Просто мы столкнулись в дверях, когда я домой уходила, а он что-то там забыл и вернулся. Мы немного поболтали. Вот и всё. Причём здесь «роман»? И, вообще, он мне никогда не нравился, как … как романтический герой. А как шеф – он даже очень грамотный руководитель.

Пока Марина говорила, щёки её пылали от негодования.

– Ладно, не кипятись. Но хочу тебя предупредить: будь поосторожнее с этим «грамотным». Он – хищник, а ты – овца. Сожрёт, а шкурку, как коврик использует.

Марине было очень неловко. Она и сама ругала себя за мягкотелость. И вчера согласилась пойти в кафе только потому, что было неудобно отказаться. Они так хорошо разговаривали, и это на какое-то время отвлекло её от грустных мыслей о муже и об его отсутствии.

– А как у тебя с эпистолярным жанром? – вклинилась Лариса в ход мыслей подруги. Она видела, что та искренне сожалеет о случившемся, успокоилась и сменила тему.

– Первое время было кисло. Я пыталась рассказывать Сёме всё, что здесь происходит в его отсутствие. А когда я спрашивала, что у него интересного – он писал: «всё хорошо, работаю, не волнуйся». Но в последние дни немного смягчился и уже более подробно описывает, что он делает и как продвигаются дела.

– Вот, видишь! – обрадовалась Лариса.

– Жаль, что я не умею стихи писать, – посетовала Марина. – Это было бы так красиво.

– Не можешь сама придумать, так воспользуйся готовыми. У тебя есть любимые стихи?

– Конечно.

– Вот и напиши, что недавно перечитывала своего любимого поэта и наткнулась на очень трогательное стихотворение… как-нибудь так.

– Лариса, ты – гений!

– Да! Я такая…

Марина посмотрела на подругу, улыбнулась и стала болтать ложечкой в чашке.

– Что ещё? Выкладывай.

– Совсем ничего. С чего ты взяла?

– С того. Ну, вздохни поглубже.

Марина встала и вышла из кухни. Через некоторое время она вернулась, прижимая к груди сильно мятый листок бумаги.

– Я вчера так тосковала по Сёме, что полночи мучилась бессонницей.

Марина потопталась немного, потом сунула Ларисе лист:

– В общем, вот, – сказала она и села.

Лариса разгладила бумагу и прочитала: «Червячок и Гусеничка».

– Про себя читай.

Лариса внимательно посмотрела на подругу. Та сидела с абсолютно прямой спиной и меняла цвет лица, как хамелеон: от бледно-розового до красно-зелёного.

Лариса опустила глаза и начала читать.

Марина следила за каждым мимолетным оттенком выражения её лица, за блеском глаз, за движением губ. Теперь Марина поняла, что чувствует Семён, когда она берёт в руки его «детище». А он с замиранием сердца ждёт, когда она закроет последнюю страницу и вынесет свой «приговор». У Марины сжалось сердце.