Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Систан-Белуджистан — мировой очаг распространения героина. Восемьдесят пять процентов героина поставляется именно отсюда. Каждая красная точка на карте обозначает убийство. Каждая синяя — взрыв. И наконец, желтые точки — это похищения людей. Все данные с 2008 года. Как видите, в регионе не прекращается гражданская война, и это тщательно охраняемый секрет на Ближнем Востоке. Поэтому у Ирана нет оснований подозревать иностранное государство.
— Гил, разреши мне кое-что прояснить… Каждый шаг спланирован настолько тщательно, что иранцы даже не узнают, что мы побывали на их территории. Если операция пройдет гладко, то и в будущем мы сможем проводить тайные операции внутри Ирана. А насколько это ценно, я думаю, нет нужды объяснять.
— А средства связи тоже русские, как и винтовка? — спросил Гил, пропуская мимо ушей предостережения докладчика. Если цель будет достигнута и враг будет убит, то Гил окажется предоставлен сам себе, и уж тогда-то он сделает все, чтобы спасти свою задницу.
Лерер покачал головой.
— Ваше радио и GPS будут китайскими. Специалисты Группы по особым операциям, которые готовят вас к операции, уточнят детали.
Он остановился и вопросительно взглянул на агента Моссада: добавит ли тот что-нибудь? Тот в ответ покачал головой.
— Тогда, — сказал Лерер, — пора заканчивать. Есть вопросы или пора звать подготовительную команду?
— Есть один, — отозвался Гил. — Когда я отбываю?
— Вы летите грузовым самолетом ВВС США прямо в Кабул, — Лерер посмотрел на часы, — через одиннадцать часов сорок минут. Там вы пересядете на «Боинг-727» до Ирана. Удачи.
Провинция Нуристан, деревня Вайгал
Бадира обедала, когда глава деревни Сабил Нуристани вошел в дом в поисках Наима.
— Не знаю, где он, — ответила Бадира. — Я с утра его не видела. Наверное, уехал в Кабул.
Сабил оглядел комнату, где лежала переодетая в грязное платье Сандра, привязанная к кровати за больную лодыжку.
— Как долго она проживет?
— Все зависит от обстоятельств, — устала отвечать на больной вопрос Бадира.
— От чего зависит?
— От того, как много насилия ей придется еще вытерпеть.
Старик стоял задумавшись, глубоко всем этим обеспокоенный.
Он не был ни талибом, ни пуштуном. Старик был из калашей[38], а калаши, в отличие от Наима и его дикой банды фанатиков-ваххабитов, далеки от ультраконсервативного ислама. Предки Сабила по линии Нуристани жили в Гиндукуше веками, даже провинция названа в их честь. У калашей были свои собственные обряды, традиции, и их глубоко возмущали боевики из Талибана и ХИК.
Лейтенанта-выскочку Наима, пуштуна с юга провинции, направили укрепить позиции талибов, когда начала набирать мощь группировка Хезби. Наим выбрал деревню Вайгал не только оттого, что она была спрятана в горах, но еще и потому, что большинство местных мужчин среднего возраста погибло в локальных конфликтах из-за земли. Жителей никто не защищал, и они с легкостью подчинялись. Подростки росли без отцов, которые передали бы им законы племени, — никто их ничему не учил и не держал в узде. Их нетрудно было впечатлить рассказами о джихаде, которыми кормил их Наим. Сабил подозревал, что многие из рассказов Наима были выдумкой, но подростки клевали на его обещания о загробной жизни, в которой павшим за веру праведникам будут принадлежать все женщины.
— Я написал Аасифу Кохистани, — признался Сабил после раздумий. — Он бы все равно узнал, что Наим требует выкуп за жен …
— Но он же Хезби[39]! — оборвала его Бадира, которая боялась ХИК больше, чем Талибан. — Ты не должен был так поступать. Наим убьет тебя.
— Дело сделано. Женщина представляет опасность для всех нас. Эту деревню трудно найти, но, когда придут американцы, они не будут различать, где талибы, а где мы. Они просто сбросят бомбы, и мы все умрем.
Убежденный в том, что их ждет неминуемая смерть, он стал грызть ногти.
— Лучше бы ты подождал, — сожалела Бадира. — Видео с требованием выкупа уже отправили в Кабул.
Сабил махнул рукой.
— Они все равно не заплатят. Наим запросил слишком много. Они же не сумасшедшие! Эти ваххабитские идеи просто поглотили его мозг. Я даже слышал у костра, как он говорил мальчикам, что встретил однажды Великого Усаму. Представляешь? Да Бен Ладен даже не взглянул бы на такого дурака.
— Бен Ладен и сам был дураком, — устало протянула Бадира. — От его джихада одни проблемы.
Она посмотрела на кровать, где спала неспокойным сном Сандра.
— Ты же понимаешь, что Аасиф Кохистани не сделает ничего ни для деревни, ни для тебя лично. Он сможет прийти и отогнать американцев, но защитить тебя от Наима не сможет.
— Пусть уберет ее отсюда, — ответил Сабил, — тогда я выполню свой долг перед деревней. Наим уже не жилец. Такие фанатики долго не живут.
Немного погодя он ушел. Бадира прошла в комнату Сандры и разбудила ее.
— Тебе надо принять лекарство и выпить воды. Не то будет обезвоживание.
Антибиотики защищали организм от заражения, но рана все еще воспалялась и болела.
— Ты уверена, что у тебя нет ничего сильнее аспирина? — спросила Сандра. — Больно… ужасно больно. Я не могу больше терпеть.
Сандра пала духом.
Бадира села рядом и, взглянув на нее, сказала:
— Я могу дать тебе опиум. Только это.
— Героин?
— Нет, опиум — из мака.
— Хорошо, дай хоть что-нибудь, — согласилась с хныканьем Сандра.
Бадира вышла за дверь и наказала малолетнему охраннику сходить и попросить у взрослых опий и трубку.
Мальчик поднялся, АК-47 неуклюже болтался на его плече.
— Для тебя? — недоверчиво спросил он.
— Нет. Для американки. Живей. Ее мучают боли.
Мальчик скептически на нее посмотрел.
— Взрослые не дадут опий.
— Скажи им, Наим приказал. Давай, иди!
Мальчик злобно взглянул на нее, затем повернулся и зашагал.
Он вернулся через двадцать минут с маленькой, вручную сделанной деревянной коробкой. Он отнес ее в комнату, где Бадира обрабатывала рану Сандры.
— Хорошо, — сказала она. — Пожалуйста, поставь на стол.