Я даже не смогу вам рассказать, что в тот день у нас было на обед. (Наверное, наггетсы — Папа говорит, что их легко приготовить. Их привозят в пакетах, подозрительно спрятанными в замороженные кубики, так что запах таится под несколькими слоями холода. Как можно вообще доверять тому, что не можешь понюхать?) Через несколько часов после еды мы с Максом закрываемся в его комнате. Окно приоткрыто, и занавески трепещут, как крылья голубей, что обычно меня очень волнует. Но сегодня я слишком увлечён ноутбуком Макса, фотографией, которую он мне показывает на экране.

— Нашёл это вчера в сети, — говорит он. — Это бывший космонавт, Леланд Мелвин. Он служил на шаттле «Атлантис» и притащил на фотосессию в НАСА двух своих собак — Джейка и Скаута. Они теперь всегда с ним на его официальном портрете. Видишь, Космо?

Вижу. На фотографии один пёс лижет космонавту ухо, а другой принял позу, хорошо мне знакомую, — полупрыжок-полуприсед на коленях у своего человека.

— И я тут подумал, — продолжает Макс, — он теперь известен именно поэтому. По-настоящему известен. Леланд Мелвин и его собаки — они известны вместе, и никто не хочет, чтобы они расстались. Что, если…

Он садится поудобнее и расправляет плечи. Я подползаю ближе к его подушке.

— Это прозвучит как-то странно, но выслушай меня, хорошо? Эта женщина в танцевальном клубе рассказала о призе, и я выяснил, что это за приз. В августе следующего года на соревнованиях штата по собачьему фристайлу победители получат эпизодическую роль в большом кино о танцах. Его покажут во всех кинотеатрах.

Я моргаю, пытаясь думать как можно быстрее.

Макс уже шепчет:

— Что, если мы выиграем, Космо? Ты и я. Что, если мы запишемся и выиграем? Мама и Папа сейчас всё чаще ссорятся, и я подумал… Я подумал, что, если мы попадём в это кино, нас там увидят люди и узнают о нас — о нас, вместе. И тогда даже вопросов не будет. Не получится, как с тем мальчиком в школе, которого разлучили с собакой. Мама и Папа ни за что нас не разлучат, когда мы прославимся. Может быть… может быть, они даже увидят, как мы тренируемся, и вспомнят, как танцы объединяли нашу семью. Поймут, что нам надо остаться семьёй.

Его слова стихают, и я осознал, что мало понял из слов Макса. Соревнование, кино, Мама и Папа — отдельные нити, а вот как их связать вместе…

— Вот, — говорит Макс, нажимая что-то на ноутбуке. — Посмотри.

Мы садимся ближе друг к другу. Звучит музыка, и по экрану вдруг проносится джек-рассел-терьер. Он подпрыгивает и встаёт на задние лапы, как обычно Эммалина со скакалкой; он делает движение «грейпвайн», прыгает через руки своего человека и отскакивает от её бедра. На заднем плане за ними внимательно наблюдают судьи, а зрители громко аплодируют.

— Мы будем много заниматься в клубе, — говорит Макс. — Научимся всему, будем стараться. Будем танцевать вот так.

И я слушаю. И смотрю.

Пёс и его человек — они связаны. Они танцуют, как единое существо.

И понимание вдруг налетает на меня, словно тёплая вода, когда прыгаешь с пирса. Я очень ясно вижу всё: мы с Максом на съёмках танцевального кино. Мы с Максом, покачиваясь, идём по зелёному полю. По телевизору часто показывают одни и те же фильмы, и я поражаюсь тому, что над ними не властно время. Эти танцоры! Они будут жить, и жить, и жить — пока на них ещё кто-то смотрит.

— Ну, что думаешь? — спрашивает Макс и просовывает руку мне под подбородок.

Я думаю, что мне как-то страшновато. Я никогда не смогу двигаться так же, как джек-рассел-терьер на экране или бордер-колли в клубе: мои кости слишком болят, а мышцы плохо гнутся. Иногда на долгих прогулках с Максом у меня страшно устают ноги — но я это скрываю. Я изо всех сил стараюсь не вздрагивать и не хромать. Потому что я выгуливаю его точно так же, как и он меня, и он заслуживает времени на улице. Получится ли у меня так же с танцами? Смогу ли я выступить с ним?

Макс свешивает обе ноги с кровати, всё ещё ожидая моего ответа.

— Пойдём со мной, — говорит он, и я иду за ним (как шёл всегда и как буду идти всегда).

Я не сразу понимаю, чего мы ищем, но потом мы находим на заднем дворе дядю Реджи. Он стоит в темноте без фонарика, под светом большой круглой луны и вытягивает шею к небу.

— Я пытаюсь увидеть то же, что и ты, — говорит дядя Реджи, когда мы встаём рядом с ним на траве.

— Это Большой Пёс, — говорит Макс.

— Где?

— Видишь вот эту очень яркую звезду?

— Ага.

— Это Сириус, нос Большого Пса. А теперь посмотри вниз — видишь треугольник? Это его задние ноги. А всё созвездие похоже на собаку.

— Надо же, — говорит дядя Реджи, и мы все трое смотрим в небо. — Умный же ты парень.

Макс сплетает пальцы и шевелит ими.

— Можно у тебя кое-что попросить?

Дядя Реджи тревожно хмурится.

— Конечно, чемпион. Что угодно.

— Мама говорит, ты собираешься работать в танцевальном клубе?

— Волонтёром. Они первый год работают, им нужна помощь. Я надеялся завязать несколько полезных знакомств, а потом открыть своё дело.

— Дрессировать собак?

— Да, дрессировать собак.

Макс молчит, запах его вспотевших ладоней заполняет ночной воздух.

— А ты можешь тренировать меня и Космо? Для больших соревнований по танцам? Ты говорил, что учил собак бегать в зонах боевых действий, вынюхивать бомбы и всё такое, так что это будет совсем просто, верно? Космо слушает, когда надо. Правда. И я тоже хорошо умею слушать. Пожалуйста. Пожалуйста. Я… я хочу участвовать. И я в любом случае запишусь — но с твоей помощью это будет намного легче.

Мне всё труднее усидеть на месте. Всё в Максе буквально кричит: «Я этого хочу» — и реальность ситуации пугает меня. Понимать, что нас могут разлучить, — это одно, но сейчас я это чувствую, на самом деле чувствую. Макс умоляет. Он умоляет помочь нам остаться вместе, а это означает, что мы действительно можем расстаться.

Дядя Реджи взъерошивает пальцами мою шерсть.

— С удовольствием. Но почему ты так хочешь участвовать?

Макс отвечает далеко не сразу.

— Я… я подумал, что это поможет мне стать не таким робким и боязливым.

Я внимательно прислушиваюсь. Он лжёт? Или наполовину лжёт? Почему он не говорит дяде Реджи всю правду?

— Танцевать, — говорит Макс, — выходить перед толпой зрителей, это же поможет, правильно? Да и Космо ещё не такой старый — он подвижный. Я видел, как он может двигаться, если его мотивировать. Думаю, мы даже сможем победить.

Челюсть дяди Реджи подёргивается под кожей.

— Макс, я не хочу, чтобы ты возлагал на это такие большие надежды… Некоторые собаки там очень хорошо подготовлены.