вынем его из дерева, – взволнованно ответила Агнес.

Булка продолжил вырезать камень.

– Он очень плотно засел. Возможно, врос в дуб. Я однажды видел, как вокруг брошенного велосипеда выросло дерево. Велик нельзя было вытащить, не срубив дерево целиком. И даже тогда, наверное, не получилось бы.

– Попробуй засунуть гвоздь под камень и повернуть его, – предложила Агнес.

– Да, так и сделаю, – ответил Булка и протолкнул гвоздь. Вдруг камень поддался и выскочил куда-то в траву.

– Ого! – воскликнул Булка и пошел за камнем. – Ты не видела, куда он полетел?

– Да сам камень неважен, – сказала Агнес и подошла поближе к дубу. – Я хотела увидеть, что под ним.

– А-а. Я думал, тебе был нужен камень.

Агнес ощупала открывшуюся ямку. На ее дне что-то было, но и этот предмет врос в дерево.

– Дай-ка гвоздь, – попросила Агнес. – Здесь что-то есть.

– Можно мне попробовать? – спросил Булка.

Агнес кивнула. Булка протянул руку и ощупал ямку, а затем начал осторожно ее ковырять.

– Он не слишком плотно сидит, – пробормотал он. – Ну вот, освободил.

Булка вынул предмет и протянул его Агнес.

– Старый мешочек, – сказал он.

Агнес повертела мешочек в руке. Внутри него лежало что-то твердое. Мешочек был перевязан потемневшей веревочкой, такой хрупкой, что она порвалась в ее пальцах.

– Осторожно, – сказал Булка.

Агнес открыла мешочек, и на ее ладонь упал серебряный ключик и простое гладкое кольцо. Булка изумленно взглянул на Агнес:

– Как ты узнала, что это лежало в дубе? Ты и это увидела во сне?

Агнес ничего не ответила. Она взяла кольцо в руку и повернула так, чтобы разглядеть его внутреннюю часть. Там обнаружила затейливую гравировку: «Альгот Илмари 01.02.1938».

– Похоже на обручальное кольцо, – сказала она. – Думаю, что на них принято гравировать имена.

– А тот ключ? – спросил Булка. – Он явно не от дома: слишком маленький.

Агнес осторожно повертела ключик:

– Я думаю, что это ключ от той шкатулки. Которую я так и не нашла под смородиновым кустом. От шкатулки из сна.

– Где же нам найти ту шкатулку?

Агнес покачала головой:

– Понятия не имею.

Булка рассмеялся:

– Ну, возможно, в новом сне ты получишь более точные инструкции. Это безумие какое-то, Агнес, тебе не кажется?

Агнес посмотрела на Булку и улыбнулась.

– Возможно. Пойдем теперь заглянем в окна?

12

Звонок из Венгрии

Агнес выкладывала продукты для перекуса на стол. Булка взял кусок хлеба и положил его в тостер.

– Нам нужно выяснить, кто владеет виллой, – размышлял он вслух. – Спросим сначала у папы. Он хорошо умеет искать информацию, когда увлечен.

Агнес села за стол и взяла тост.

– Было бы очень интересно побывать в этом доме. Если найдем владельца, можем попросить у него разрешения. Кроме того, есть вероятность, что шкатулка находится в доме.

Булка кивнул:

– Это правда. – Оглядевшись, он добавил: – А у вас уютно.

Агнес рассмеялась:

– Уютно для тех, кто любит коробки. Мама сразу после переезда начала работать в газете, а я не хочу одна разбирать все эти коробки. Но на самом деле в них удобно хранить вещи. Не придется их снова запаковывать, если мы в ближайшее время опять переедем.

– А вы скоро переезжаете?

Хлеб выскочил из тостера, и Булка положил его на тарелку.

– Не знаю. У мамы договор с газетой до весны, а затем мы решим, что делать дальше. Маме уже стало здесь нравиться. Она с удовольствием работает в газете. И вчера она сказала, что хорошо бы здесь найти какой-нибудь чудесный отдельный домик с большим садом и яблонями. Посмотрим сначала, останемся мы здесь или нет.

Булка довольно кивнул, намазывая тост маслом:

– Конечно, вы останетесь. Еще никто из тех, кто переехал в Хармалу, не захотел отсюда уехать.

– Ну, конечно, нет, – ухмыльнулась Агнес.

Вдруг у нее зазвонил телефон. Агнес взглянула на экран, и ее лицо помрачнело. На экране мигало слово «Папа». Агнес нажала на красную кнопку и включила беззвучный режим. Затем она положила телефон на стол экраном вниз и откусила от бутерброда.

Булка поднял брови:

– А я думал, что твой папа не хочет с тобой общаться.

– Я такого не говорила. Я сказала, что ему неинтересно, как у меня дела. Это другое.

– А можно подумать, что интересно, – сказал Булка, жуя бутерброд. – Навряд ли бы он звонил, если бы было неинтересно.

– Это не твое дело, – холодно ответила Агнес. – Ты не знаком с моим папой и не знаешь всех глупостей, которые он натворил.

Булка пожал плечами:

– Конечно, не знаю. Извини, я не хотел быть невежливым и все такое.

Какое-то время они ели бутерброды в полной тишине. Агнес уставилась на стол, наморщив лоб, а Булка тайком на нее поглядывал.

Внезапно она положила бутерброд на тарелку и выпалила:

– Ну хорошо, папа действительно постоянно мне звонит. Это отвратительно, потому что я не хочу с ним разговаривать. И никогда не захочу.

– Когда вы говорили в последний раз?

– Как-то весной, – неопределенно ответила Агнес. – Наверное, в марте. Когда он позвонил и сказал, что больше не вернется домой, и что, несмотря на это, все останется по-прежнему, и бла-бла-бла, и что-то там еще. Ага, по-прежнему! Ты только посмотри, как все по-прежнему!

Агнес развела руки, как будто демонстрируя то, что находилось вокруг нее: полупустая квартира, частично разобранные коробки с вещами, окна, на которых еще не было занавесок.

Булка положил бутерброд на тарелку и сказал:

– С тех пор прошло уже больше трех месяцев.

– Четыре! – выпалила Агнес. – Ты думаешь, я не знаю?

Булка ничего не ответил, но Агнес продолжала:

– И хотя, по мнению папы, все осталось по-прежнему, на самом деле за эти четыре месяца много чего произошло. Например, нам пришлось выставить на продажу наш дом в Хельсинки, потому что папа переехал в Венгрию, а у мамы было недостаточно денег, чтобы оплачивать все одной.

Булка серьезно смотрел на Агнес, а та все говорила:

– И затем маме пришлось искать новую работу, новую квартиру для нас обеих и новую школу для меня. И конечно, новых знакомых, новых соседей, новых друзей! У нас теперь куча дел и разговаривать с папой просто нет времени.

Казалось, Булка хотел что-то сказать, но Агнес опять заговорила первой:

– И знаешь, что самое ужасное? Я никогда не видела, чтобы мама так много плакала, как этой весной. Хотя она, конечно, думает, что я ничего не замечаю. А потом еще говорит мне,