Однако Анна отнюдь не выглядела спокойной.

— Тебе нужно поспать, — констатировал Патрик, еще раз внимательно посмотрев на жену.

— Но ведь Тедди не уснет без медвежонка. — Анна сомнамбулически поглаживала палевый мех. — Он каждый вечер берет с собой в постель эту игрушку. Сначала я пою Тедди колыбельную, а потом…

— Идем отсюда! — хрипло произнес Патрик.

Но Анна даже не пошевелилась. Она продолжала перебирать тонкими пальцами мех, и непонятно было, слышала ли она, что сказал Патрик.

— Анна! — устало позвал он.

— Нет. Уходи, если хочешь. А я останусь, потому что здесь я чувствую себя ближе всего к своему ребенку.

За спиной Патрика возник Берт. Он слышал последнюю фразу.

— Все в порядке? — быстро спросил он.

— Исчезни, Берт. — Грубость в обращении к другу лишний раз свидетельствовала о том, что Патрик сражается с бурей эмоций, бушевавших в его груди.

Берт молча ушел, сочувственно вздыхая на ходу. И, похоже, его сочувствие относилось к обоим — Анна, безусловно, страдала, и к тому же он никак не ожидал, что Патрик будет так переживать за чужого ребенка.

Патрик медленно отделился от дверного косяка и вошел в детскую. В полумраке он разглядел голубые обои, веселые картинки на стенах, полки, уставленные игрушками. Толстый ковер под ногами тоже был голубым, как и шторы на окнах. Патрик подошел к балкону и стал задумчиво вглядываться в ночь, сунув руки в карманы.

Анна искоса взглянула на мужа — на человека, тело которого она знала лучше, чем свое собственное. На которое ей было просто приятно смотреть и ощущать при этом, как в душе поднимается теплое чувство. И она снова и снова удивлялась, что этот человек принадлежал ей — удивительный и неповторимый человек!

Он принадлежал ей, она принадлежала ему…

Патрик был старше Анны на восемь лет, и разница в возрасте была заметна. Патрику нравилось это, как и их отличие друг от друга вообще. Он темноволосый, она — блондинка; он жесткий, она — нежная; он циничный и искушенный, она — наивная и целомудренная. Молодость и застенчивость Анны пробуждали в душе Патрика естественное мужское желание защитить ее.

Но Патрик Маллоу был весьма занятым человеком, а Анна так и не смогла привыкнуть к его постоянным отлучкам. Постепенно Патрика начала раздражать ее застенчивость, не говоря уже о страхе, который она испытывала перед Максом. Патрик не на шутку рассердился, когда жена заикнулась, что хочет жить в собственном доме, отдельно от свекра.

— Наш дом здесь! — категорично заявил он. — Если мы отделимся, отец обидится!

— Да он меня терпеть не может! — попыталась возразить Анна. — И демонстрирует это при каждом удобном случае.

— Отец дразнит тебя, потому что ты слишком робкая. Ты подозрительна, как параноик. Отец не настолько жесток!

Во всем, что касалось Макса, Патрик был слеп.

Погруженная в свои мысли, Анна вздрогнула от неожиданности, когда Патрик попросил:

— Ну хорошо, расскажи мне о малыше.

— Что рассказать?

— Что хочешь. Давай просто поговорим о нем.

Анна устало усмехнулась.

— Но тебе ведь неинтересно.

— Я с удовольствием послушаю, если тебе станет легче от этого. Расскажи мне, какой у тебя сын.

Анна пожала плечами.

— Ты же видел фотографию. — Уже в который раз она пожалела, что у Тедди нет сходства с отцом. Это могло бы послужить неопровержимым доказательством! — У Тедди мои волосы, мои глаза… — Анна могла бы добавить, что у мальчика отцовская улыбка, его же упрямство и обезоруживающее обаяние. — Он рано научился ходить и гораздо позже говорить. Ему нравится, когда люди улыбаются. Если незнакомый человек нахмурится, Тедди может расплакаться… — Горло Анны сжалось. Эти страшные люди… — Патрик, — прошептала она, — я боюсь…

— Я знаю, — так же тихо ответил он.

— Как ты считаешь, способны эти люди причинить боль ребенку?

— Не думай об этом, — попытался Патрик успокоить жену, но его голос прозвучал неуверенно. — С Тедди ничего не случится, — добавил он, откашлявшись. — Бандитам это невыгодно.

— Почему же они так долго не звонят? — Анна подняла на мужа огромные измученные глаза. — Чего они ждут?

— Они ведут с нами игру, — хмуро ответил Патрик. — Заставляют нас нервничать. Чтобы потом, когда они позвонят, мы согласились на любые условия.

— А ты действительно согласишься на любые условия?

— Господи! — вздохнул Патрик. — Сколько раз повторять тебе, что я сделаю все возможное, чтобы вернуть твоего ребенка!

Глаза Анны наполнились слезами.

— Извини… — прошептала она.

— Ну, поднимайся. — Патрик помог жене встать на ноги. — Ты совсем измучилась, тебе нужно хорошенько отдохнуть.

— Только не отправляй меня обратно в спальню! — взмолилась она. — Мне там так одиноко!

— Ты будешь не одна, — сказал Патрик, забирая у Анны игрушку и кладя ее на детскую кроватку. — Я останусь с тобой.

— Ты? — смутилась Анна. — Но…

— Не спорь, я все равно не буду слушать, — перебил ее Патрик. — Тебе нужно отдохнуть, поэтому я побуду с тобой. Иначе тебе придется принять снотворное. Выбирай. Только побыстрее, чтобы мне не пришлось решать за тебя.

Анна внимательно посмотрела на мужа, но тот опустил глаза, не позволяя проникнуть в тайну своих помыслов. В ее душе шевельнулось нечто, похожее на желание. Отголосок воспоминаний о тех временах, когда Патрик был нежным и заботливым мужем, о каком могла бы мечтать любая женщина.

— Ты желаешь, чтобы я принял решение? — спросил Патрик, не дождавшись ответа.

— У тебя усилился акцент, — заметила Анна без всякой связи с темой разговора.

Патрик удивленно взглянул на нее, потом поморщился.

— Потому что я устал так же сильно, как и ты, — пояснил он. Затем, потеряв терпение, Патрик подхватил жену на руки. — Твое время истекло, — сказал он, вынося ее из детской и направляясь в спальню. — Ты лишаешься права принимать решение.

У кровати Патрик позволил Анне встать на пол. После этого молча помог ей снять халат, под которым оказалась тонкая ночная сорочка кофейного оттенка, и откинул одеяло.

— Ложись, — велел он.

Анна подчинилась. Патрик тем временем снял трубку внутреннего телефона.

— Берт! Я у Анны. Позовешь меня только в случае крайней необходимости.

— Что это значит? — вскинулась Анна.

— Ничего особенного, — спокойно пояснил Патрик. — Я ожидаю звонка… из Бостона.

Он прошелся по комнате, выключая верхний свет и все лампы. Остался гореть лишь один ночничок под шелковым абажуром. Не глядя на жену, не спускавшую с него глаз, Патрик сбросил туфли и лег рядом.