и это слово теряет для него всякий смысл». По словам А.И.Тургенева, «вся Москва от мала до велика, от глупца до умного… опрокинулась на Чаадаева».

Все не так просто

Однако были и те, кто отнеслись к автору «Философических писем» совершенно иначе. Лермонтов написал стихотворение:

Великий муж! Здесь нет награды,

Достойной доблести твоей!

Ее на небе сыщут взгляды

И не найдут среди людей.

Но беспристрастное преданье

Твой славный подвиг сохранит,

И, услыхав твое названье,

Твой сын душою закипит.

Свершит блистательную тризну

Потом поздний над тобой

И с непритворною слезой

Промолвит: «Он любил Отчизну».

Долгое время было неизвестно, кому Лермонтов посвятил это стихотворение. Современные исследователи пришли к выводу, что оно посвящено Чаадаеву.

Известно также, что в 1817 году Пушкин написал стихотворение «К портрету Чаадаева»:

Он вышней волею небес

Рожден в оковах службы царской:

Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес,

У нас он – офицер гусарской.

Боль за Россию

Да и сам Чаадаев был поражен волной обрушившегося на него общественного негодования и обвинений в нелюбви к России. В своем ответе на эти обвинения в «Апологии сумасшедшего», которая не была опубликована при его жизни, он писал: «Больше чем кто-либо из вас, поверьте, я люблю свою страну, желаю ей славы. Умею ценить высокие качества моего народа… Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклонной головой, с закрытыми устами… Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм, этот патриотизм лени, который приспособляется видеть все в розовом свете… и которым. К сожалению, страдают у нас многие дельные умы». И потом он отмечал: «Что же, разве я предлагаю моей родине скудное будущее… и это великое будущее, которое без сомнения, осуществится, эти прекрасные судьбы, которые, без сомнения, исполнятся».

Да и сам факт скорого возвращения Чаадаева на родину из «благословенной» заграницы показал, что там ему пришлось совсем не по душе. Да и его увлечение католицизмом, скорее, имело характер отвлеченного умствования, а на деле он всю жизнь был и остался православным и перед смертью принял причастие у православного священника и был похоронен по православному обряду. Не случайно академик Дмитрий Лихачев писал: «Неужели не понять, что Чаадаев писал с болью и эту боль за Россию сознательно растравливал в себе, ища возражений. Ему ответила русская историческая наука». Резкая критика Чаадаевым современности было вызвана не отсутствием патриотизма, а, скорее, острым беспокойством многих проблем, вызванных, прежде всего, уродующим страну крепостным правом.

Поэтому о роли Чаадаева в русской истории и развитии русской философской мысли спорят до сих пор, как спорят об образах Чацкого у Грибоедова и Евгения Онегина у Пушкина. Иногда говорят, будто именно Чаадаев заложил основы фронды русской «передовой» интеллигенции, которая стала потом в оппозицию царю и православию и довела Россию до кровавой и разрушительной революции. Утверждая при этом, будто и сегодняшние активисты оппозиции «несут его эстафету». Однако вовсе не «Чаадаевы» выходят сегодня на Болотную площадь, и попрекают российские власти за возвращение Крыма. Выдающийся русский мыслитель, а прежде доблестный офицер русской армии, не получал, как они западные гранты, а они не сражались и не будут сражаться на полях брани за Россию, если такое вдруг потребуется делать.

Чаадаев свою позицию переменил. В 1833 году он обратился к императору с письмом, которое историки обнаружили уже в наши времена. В нем он предлагал свои услуги правительству поставить в России образование исключительно на национальную основу, «совсем иную, чем та, на которое оно основано в остальной Европе».

Да и писать он стал по-другому. Так, что его теперь называют первым в России христианским философом. Он писал, что история есть созидание в мире Царствия Божия. Только через строительство этого Царствия и можно войти или включиться в историю. А уж если кто и прославился, как он, поначалу в роли Герострата отрицания, добавим, то исправиться можно только пойдя по пути созидания, посвятив все свои силы процветанию и укрепления могущества собственного Отечества. «Мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, писал Чаадаев, – мы – народ исключительный». Смысл России быть уроком всему человечеству.

От Гостомысла до наших дней

Алексей Константинович Толстой был графом, в Петербурге, занимал высокие государственные посты, но в истории остался благодаря сатирическим стихам. Вместе с братьями Жемчужниковыми он стал автором бессмертного Козьмы Пруткова. А еще сочинил цитируемую и поныне стихотворную «Историю государства Российского от Гостомысла до Тимашева».

Графская шалость была запрещена цензурой и опубликована только через восемь лет после смерти автора. Запомнилась поэма рефреном, напоминающим о том, что при любых царях и, несмотря на то что «земля наша обильна», «порядка в России «нет, как нет».

Веселая царица была Елисавет:

Поет и веселится,

Порядка ж нет, как нет!

Порядок в России железной рукой начал было наводить Петр I:

Он молвил: «Мне вас жалко,

Вы сгинете вконец,

Но у меня есть палка

И я вам всем отец!

Не далее как святкам

Я вам порядок дам!»

И тотчас за порядком

Уехал в Амстердам.

Однако довести свое дело до конца Петр не успел:

Но сон объял могильный

Петра во цвете лет,

Глядишь, земля обильна,

Порядка ж снова нет.

У графа Алексея Константиновича история заканчивалась на царствовании Александра I:

Царь Александр Первый

Настал ему взамен,

В нем были слабы нервы,

Но был он джентльмен… и т. д.

В наше время знаменитую шуточную поэму продолжил питерский поэт и переводчик Игнатий Михайловский:

По плоскости наклонной

Уже съезжал народ.

Тут революционный

Настал переворот.

Вступил на царство Ленин,

Известнейший фантаст.

Сей вождь был дерзновенен,

С прищуром и скуласт.

Однако и Владимир Ильич не успел навести настоящий порядок на Руси:

Кто правил многовато,

А Ленин – мало лет,

Глядишь, земля богата,

Порядка ж снова нет.

План дерзостный провален,

Тускнеет красный флаг.

Но тут явился Сталин

И всех