В это время русская аристократия, выродившаяся и лишенная всякой пассионарной активности, совершенно находясь вне национальных отношений и привязок к родной культуре и территории, легко поддалась влиянию нескольких демагогов и авантюристов. Что говорить, к примеру, о психопатичном клоуне Керенском, о русских полубандитских организациях социал-демократов, на которые власть по существу, как теперь известно, никак серьезно не реагировала, не проявляла и толики государственной воли. Говорить об ответственности перед народом, тысячелетней историей государства говорить вообще не приходится. Лучшие из ее представителей в лице Столыпина неизбежно должны были погибнуть (и погибли еще до наступления революции), поскольку места на будущей карте России им не было.

Но и эти телодвижения России представляют из себя некую вершину исторической активности по сравнению с временами застоя советской истории 60-70-х годов XX века, среди главных достоинств которой была стабильность и приверженность к пониманию текущих бытовых потребностей населения, так как до этого в русской истории данный вопрос не ставился никем и никак.

Достоевский думал и писал, что русский народ должен послужить великим уроком для всего человечества, понимая под этим неизбежную для России и его народа мессианскую жертвенность и прохождение через самые тяжкие испытания. Пророк оказался страшно прав, и мы этот процесс наблюдаем вплоть до сегодняшнего дня.

Так и хочется вслед за Пушкиным воскликнуть – «Ужасный век, ужасные сердца!» Это про нас. Это про нашу эпоху, в которой не только наворочено невесть что с человеческим телом, которым не только покрывались целые поля во вторую мировую войну, но выгромоздили горы человеческой плоти в особых местах, вроде Освенцима и Майданека, Бухенвальда и безвестных белорусских деревень. Это была как некая валюта – сама физическая плоть человека, какой человечество расплачивалось невесть с кем за вход в царство свободы и демократии. Это также привело к тому, что само тело встало во главу угла всех дальнейших поползновениях человека в постмодернистскую эпоху.

Все внутреннее и идеальное, утопическое и возвышенное оказалось настолько недолговечным и предательским, что человеку пришлось хвататься за плоть, ее физичность, животную прямоту и инстинктивность. Это мы и наблюдаем последние несколько десятков лет. Теперь человек обречен расплачиваться этими своими потребностями не веры в Бога, не поисками красоты, спасающей мир, не возвышением слабых поползновений культуры к спасению того, что невозможно определить словами – истинно человеческого в самом человеке, но потребностями все в новых и новых содроганиях плоти, затуманивания мозгов все новыми и новыми наркотическими придумками, какие надо закачивать все в ту же ненасытную плотскую машину человеческого существа.

Кажется, что человек не выдержал перегрузки своей внутренней жизнью, своим полетом мечтаний, фантазии, обретения идеалов, Бога, в конце концов. Ему только и осталось, что фиксировать и разбираться со своей торжествующей плотью, своей физичностью, чтобы, пробежав свой век, отмеренное ему время, превратиться в некую жижу, находящуюся под несколькими метрами сырой земли. Никакого «столба» из желаний, поисков абсолюта, особых чувств любви и трепетного отношения к жизни над этим куском земли не будет подниматься вверх и нечего будет представить некоему высшему разуму, вздумавшему воскресить это ушедшее из жизни существо, потому что воскрешать будет нечего – за т а к и м человеком встает ужасающая пустота и безнадежность отсутствия малейшего смысла в его существовании.

Современный западный мыслитель, весь переполненный разнообразием исследовательских подходов постмодернистской эпохи и изощренностей интеллекта не верит ни в какую серьезность и основательность данной ему и проживаемой им жизни. Поэтому все, что он пытается понять – религиозного целостного человека, его этику, искусство, взыскующее об истине, историческое самосознание и т. д. (то есть понять русского человека и русскую культуру), для него это просто пародия, игра и «обрамление формы». «Шифрование пустоты» на Западе выглядит удручающе безвыходным для громадного числа людей потребительской массовой культуры, в которой главными импульсами выступают «секс и насилие». Вычленяя, убирая из жизни человека его онтологичность, его сущностное отношение к бытию, современная цивилизация (культура) разрушает тот базис существования человека, какой создавался на протяжении тысячелетий. Этот процесс обессмысливает все основательное, что с homo sapiens связано – любовь, веру, совесть, ответственность перед близкими, своим этносом и человечеством в целом, но главное перед самим собой. Короче, все то, без чего умирать страшно. Но, очень может быть, что современному человеку и не страшно, он воспринимает ее, смерть, как вариант игры с жизнью: авось, пронесет.

Эта картина, описанная автором выше, уже во многом стала реальностью и частью западного мира – ментальности, психологии, поведения людей. Тридцать с лишним лет к этому же шла Россия, считая отчего-то, научаемая ласковыми западными учителями, что в этом и состоит смысл жизни и отдельного человека и всего народа, но сейчас, кажется, остановилась, вспомнила, что Россия – это все же цивилизация смыслов и веры, любви и надежды. И как бы ни был труден путь к их обретению, его придется пройти. Просто у России нет другой дороги. И тогда Россия станет по-настоящему единой.

Запад и Россия: «лицом к лицу лица не увидать». Чьи противоречия сильнее?

Что сейчас ни пиши из сегодняшнего дня или из прошлой жизни, все равно упираешься в матрицу «Былого и дум» – слишком горяча и актуализирована до боли проживаемая в данный момент времени современность. Наблюдаемые в общественном и научном пространстве дискуссии как в России, так и на Западе, в которых все чаще ментально и словесно позволяется рассуждать о возможности новой глобальной войны между Западом и Россией, не могут не ужасать, так как в отличие от прежних попыток Запада справиться с Россией, то через Швецию, то через Наполеона, то через Гитлера, то есть опосредованно, сейчас западная цивилизация впрямую объявила русскую цивилизационную сестру своим врагом. И тем врагом, которого она «не может не победить». То есть впервые за многие века соседства России и Запада объявлено, что противоречия между нами неизбывны, и они могут найти примирение только в победе одной из сторон.

Это пугает, и серьезно. Я все чаще могу вообразить некую апокалиптическую картину всемирной катастрофы, какую, вероятно, не могут себе представить обыкновенные и плохо подготовленные, как можно судить по их поступкам и дискурсу, западные политики. Я же ее понимаю и вижу, так как много лет занимаюсь исследованием глубинных противоречий между русской и западной типами цивилизаций. Я могу ответственно судить об этом, написав ряд своих книг, особенно подробно разобрав генезис и противоречия между нами в упоминавшейся уже книге «Запад и Россия». Это видение не