Причем настоящий смысл этого открытия души духовнику бесконечно далек от действительного покаяния»[25].

Вспомним пример девушки, которая только после совершения серьезного, с ее точки зрения, проступка ощутила острую подлинную вину и смогла осознать свои настоящие ценности. Это пример того, как конфликт с навязанными нормами и теми, кто их предлагает, может помочь невротику понять, кто он и ради чего живет на самом деле.

Разумеется, этот путь – путь грубого нарушения норм – очень опасен. Но благие мотивы, толкающие людей на него, неоспоримы – это желание найти себя, прорваться к себе настоящему.

Те же самые мотивы, только в более скрытом виде, имеются и у человека, который сначала неискренне исповедует грех, затем ощущает униженность от необходимости лгать, а после повторяет проступок как бы назло, в отместку за свое унижение.

Более «умеренным» решением, помогающим разорвать этот порочный круг невроза, может стать для человека не конфронтация, а временный разрыв отношений с теми, кто навязывает моральные нормы, еще не выстраданные им самим. Этот разрыв необходим для полноценного осмысления, проверки и перепроверки своих собственных ценностей. По этой причине подростки могут отстраняться от родителей. А верующие – отдаляться от Церкви. Когда таинство исповеди, сердцевина духовной жизни, не исцеляет человека, а провоцирует на еще больший грех, лучше к этому таинству не прибегать. Церковь в такой ситуации уже не может стать посредницей между запутавшимся в себе человеком и Господом. Ведь, приходя в храм, человек видит не Бога, а свои тревоги.

Как мы уже говорили, в сложные времена переоценки ценностей лучше не оставаться наедине с самим собой. Можно и нужно искать помощи. Очень хорошо, если рядом окажется мудрый наставник, например, опытный священник или хороший психолог, который поможет не делать скоропалительных выводов, не принимать радикальных решений, а спокойно и по существу разобраться в происходящем.

Есть ситуации, когда любовь и сострадание (которое, в сущности, тоже является формой любви) могут многое в нас изменить, выявить подлинную вину и изгнать поддельную. Они выносят человека за пределы его самого, и тревога уходит, растворяется. Благодаря этому здоровая вина, до той поры вытесненная невротической виной или мнимым равнодушием, поднимается со дна души на поверхность – тайное становится явным. Причем это справедливо в отношении всякой любви – и любви по отношению к нам, и нашей собственной любви к кому-то.

Возможно, именно о таком случае из жизни протоиерея Александра Ельчанинова рассказывал митрополит Антоний Сурожский:

Как мы уже сказали, это преобразование возможно не только тогда, когда любовь направлена на нас, но и в том случае, когда мы сами любим. Человек, уязвимый к критике, может забыть о себе, если его ошибка коснется очень важных для него ценностей, значимых для него людей, потрясет основы его жизни. Проблема личной защищенности на фоне этой встряски может попросту потерять свое значение. Человек как бы «забудет» о том, что ему нужно защищаться.

Бывает, что человек испытывает подлинную вину, но уклоняется от ее полного осознания, опасаясь последствий, которые она за собой повлечет. Ведь ему нужно будет что-то менять в себе и окружающем мире. Он подавляет вину, однако ее энергия никуда не исчезает. Она переходит на самого человека и становится разрушительной. Подавленная вина часто оборачивается переживанием бессмысленности существования, изоляции от окружающих, внутренней рассогласованностью. Иногда – самобичеванием и самообвинениями.

Человек вроде бы не отрекается от своей виновности, но этим формальным признанием все и заканчивается. Чем «удобны» самообвинения – они помогают и имитировать переживание подлинной вины (настоящее переживание при этом подавлено), и частично оправдывать совершенное. Человек может рассуждать так: