«Я себя и так виню, а это уже кое-что».

«Я плохой, не стоит требовать с меня чего-то большего».

«Я и так страдаю от самообвинений, что вам еще нужно?»

Человек избегает подлинной вины, однако он может имитировать некоторые ее этапы – например, раскаяние, искупление. Он показывает и другим, и часто самому себе, что не снимает с себя ответственности, и тем самым защищается от того, чтобы ее нести.

В невротической вине второго типа – например, в описанном раньше «гоголевском» случае – подлинной вины нет. Человек пытается, но не может до нее «дотянуться». А здесь подлинная вина есть, но она не допускается до полного осознания.

Поскольку человек переходит к самообвинениям, он внутренне раздваивается, разделяется надвое, на обвинителя и обвиняемого. Задача первого – ругать и винить, а не помогать изменению второго. «Критика» обвинителя изначально разрушительна. Обвиняемый, погруженный в эти пустые слова, ощущает себя лишь «плохим» – тем, от кого ничего не требуют и кому ничего не позволено, кроме как снова и снова признавать свою «плохость». Происходит серьезный внутренний конфликт, который не имеет разрешения. Простить себя, плохого, невозможно, поскольку что-то менять нельзя: опасно.

В таких переживаниях нет решимости. Более того, человек становится уязвимым для внешней критики в свой адрес, ведь она возвращает его к пониманию того, что одних самообвинений недостаточно.

Люди с такой невротической виной обращаются к психологу не так часто: втайне они опасаются, что это повлечет за собой вскрытие подлинной вины. Если кто-то из них все же решается работать со своими переживаниями, то нередко пытается манипулировать специалистом, надеясь в глубине души на «оправдательный приговор» из уст психолога. Чтобы не поддаваться самообману вместе с клиентом, специалисту приходится быть очень внимательным.

Подлинная вина не уйдет просто так: она будет требовать тех изменений, которые возможны в конкретной ситуации, даже если их непросто осуществить.

Самообвинения могут защищать нас и от многих других чувств. Как правило, это острые негативные переживания: гнев, стыд и другие. Если у человека нет возможности их преодолеть, облегчить, куда-то выплеснуть, он чувствует ужасную тревогу и отчаяние. Иногда накал страстей достигает такой силы, что он оказывается на грани суицида.

Что остается делать? Человек может направить негативную энергию на кого-то из близких или посторонних людей, «подвернувшихся» под руку. Но если такой путь неприемлем или невозможен, энергия обращается на себя. Она воплощается в самоедстве и самообвинениях.

Самообвинения становятся тем «сливным каналом», куда можно «направить» многие мучительные переживания, разрывающие человека изнутри. Когда он уничижает, бичует себя, ему, как ни странно, становится легче.

Например, я злюсь на кого-то, а злость выразить не могу: страшно. Тогда я начинаю злиться на себя, обвиняя, например, в малодушии.

♦Еще один яркий пример такой подмены можно наблюдать в ситуации стыда. Стыд очень близок к невротической вине первого типа, и между ними существует лишь тонкая грань.

Знаменитый философ Жан-Поль Сартр писал, что стыд возникает под взглядом Другого: «Что имеет значение, так это наличие того, кто на тебя смотрит, и в чьих глазах ты подвергаешься оценке, и перед кем ты никогда не можешь быть целиком самим собой»[27].

Упрощая, стыд можно определить как переживание неловкости перед другим человеком или людьми (иногда даже воображаемыми) за то, что я – это я, за то, что я такой, какой я есть. Стыд, как правило, означает, что меня увидел тот, кто не может оценить меня по достоинству. Казалось бы, что тут страшного? Но беда в том, что я «заражаюсь» его видением меня. Чужой взгляд как бы «гипнотизирует», разоблачая, принижая, делая меня недостойным и для самого себя.

Появляется отвращение к себе, мучительный страх последствий, желание как можно скорее уйти из этой ситуации. И очень часто, особенно если уйти невозможно, мы можем принять решение отказаться от себя, надеть маску, солгать, чтобы любой ценой показать Другому, что он ошибся и на самом деле мы вовсе не такие, какими он нас увидел.

Потом человек может сожалеть о том, что смалодушничал, даже презирать себя. Но вспышка стыда похожа на приступ горячки: мы находимся в измененном состоянии сознания, и в этот момент нам бывает крайне трудно «собраться» и устоять.

«„Опустошающая дыра“ взгляда Другого высасывает то, кем я являюсь для себя, переопределяя меня через восприятие того, кто не является мной»[28], — писал все тот же Сартр.

Когда человек испытывает стыд, он словно перестает себе принадлежать – в этот момент он очень внушаем, им легко манипулировать. Плохо, если рядом окажется недоброжелатель или просто неосторожный в выражениях собеседник. Также в состоянии стыда человеку легко навязать вину. И даже если этого никто не сделает, мучительная невротическая вина, скорее всего, придет сама – как реакция на стыд и защита от него. Человек будет обвинять себя за то, что попал в нелепую ситуацию (а иногда еще и за то, что не справился с собой, отказался от себя). Даже если ничего особенного не произошло, ему будет казаться, что он совершил нечто ужасное.

Эту ситуацию очень тонко описывает Стефан Цвейг в своей книге «Нетерпение сердца»: