составляли собственное меню на основе потребностей в калориях. Некоторым девушкам требовалось больше пищи, потому что их организм в какой-то момент выходил на стадию гиперметаболизма. Это случается, если человек долго ограничивает себя в пище и его тело приспосабливается расходовать энергию только на самые необходимые для поддержания жизни функции вроде сердцебиения.

А потом, когда больной внезапно увеличивает количество поступающих калорий, метаболизм в ответ на такой приток энергии ускоряется. В таких случаях организму часто требуется куда больше еды, чем раньше, даже просто для того, чтобы поддерживать вес на прежнем уровне, не говоря уже о том, чтобы набирать его.

Первый прием пищи после сообщения доктора Ларсен о том, что меня не выписывают, отличался от предыдущих, ведь раньше я съедала все до последнего куска. Но теперь мое РПП пришло в ярость оттого, что соблюдение всех правил не помогло нам выбраться из центра, и приказало мне вообще ничего не есть. Альтернативой нормальной еде служили питательные коктейли. Если в течение суток отказываться и от них, начиналось кормление через пищевой зонд, на которое я, помня больничный опыт, ни за что бы не пошла.

– Приятного аппетита, Беатрис, – сказала Айрис, одна из работниц пищеблока, ставя передо мной тарелку с двумя рыбными такосами, рисом и бобами под соусом гуакамоле. С тем же успехом она могла бы предложить мне подкрепиться тарелкой кинжалов.

– Питательную смесь, – буркнула я.

– Так ты сегодня не будешь ужинать? – спросила Айрис.

– Нет, – отрезала я, не сводя злобного взгляда с доктора Ларсен, которая расположилась за столом прямо напротив меня.

Эмили с ее пищевым зондом сидела на другом конце стола и смотрела на разворачивающуюся перед ней сцену.

Айрис унесла мою тарелку и вернулась с двумя бутылками протеинового коктейля, которые нужно было выпить, чтобы избежать кормления через трубочку. Я выпила обе порции и почувствовала, как живот раздулся, а от избытка жидкости в желудке стало подташнивать. Но на взгляд моего РПП, мы с ним одержали маленькую победу над доктором Ларсен.

В тот же вечер после отбоя мы с Эмили лежали в кроватях. Темноту палаты слегка рассеивал лишь струящийся в окно свет луны и звезд.

– Значит, ты больше не ешь нормальную еду? – спросила меня соседка.

– Нет, – ответила я.

– Ну, до меня тебе все равно пока далеко, – сказала она, приподнимая трубочку для кормления. – Знаешь, что сказала мне доктор Ларсен? Мол, она не видела никого, кто крепче меня держится за свое расстройство пищевого поведения.

Я подняла взгляд на Эмили и даже в темноте смогла рассмотреть улыбку у нее на лице. Тонкая, прозрачная кожа натянулась на скулах. Синие, как океан, глаза – единственное, до чего не добралось РПП, – сияли. Соседка гордилась словами доктора Ларсен, будто боевым орденом.

– Думаю, я самая крутая анорексичка в мире, – сказала она.

Глава 12

День второй

Утром после беспокойной ночи я отменяю все приемы под предлогом семейных обстоятельств и звоню Перл узнать, нельзя ли к ней заскочить.

– Конечно можно, Лима, – отвечает она. – Я всегда тебе рада.

Когда мама, окончив Нью-Йоркский университет, приехала в Лос-Анджелес продолжать образование, то стала искать жилье и наткнулась на объявление, которое Перл повесила на информационную доску местного кафетерия. Перл работала визажистом, и ее соседка-музыкант внезапно собрала вещички и уехала. Платить за аренду жилья в одиночку было неподъемным делом, и Перл решила, что на этот раз ей хочется соседку понадежнее, не из творческих кругов. Поэтому она пришла в восторг, когда на объявление откликнулась аспирантка-психолог. С этого и началась их крепкая дружба.

Когда я приезжаю к Перл, она обнимает меня и ведет в гостиную. В коридоре, по которому мы идем, развешаны фотографии самой хозяйки дома, ее мужа, детей и внуков, и сердце у меня сжимается при мысли о том, чего оказались лишены мы с родителями. Перл замечает мою грусть и уводит меня от фотографий к дивану.

Я усаживаюсь и разом вываливаю на нее все, что случилось за последние двадцать четыре часа. Такое облегчение – поделиться своими опасениями с человеком, который знал маму!

– Даже не знаю, что и сказать… Совершенно немыслимо, – говорит Перл, недоверчиво качая головой. – Особенно предположение, что твоя мама могла изменять отцу и угодить в неприятности из-за другого мужчины. Блудни вообще не в ее стиле. Она не вышла бы замуж, если бы не собиралась хранить верность. Я знаю, насколько предана она была твоему папе и тебе. Она никогда бы не бросила тебя вот так.

– Но инструктор по верховой езде спросила, чем у мамы кончилось дело с тем, другим, мужчиной, хотя они уже встречались с папой во время практики.

– Ну, может, тот тип за ней ухаживал, но это же не означает, что у них были отношения. К тому же, когда Ирен училась в аспирантуре, они с твоим отцом еще не поженились. Может, она только решала, с кем хочет остаться, и в конце концов выбрала твоего папу.

– Она не упоминала при вас этого нью-йоркского ухажера? Как вы думаете, они в колледже познакомились?

– Понятия не имею. Она никогда о нем не говорила. Когда она стала моей соседкой, то все восхищалась, какое это облегчение – переехать в Лос-Анджелес и оставить Нью-Йорк в прошлом. Но когда я спросила почему, не захотела развивать эту тему. А через много лет вдруг заявила, что едет на встречу выпускников колледжа, и я удивилась: мне-то казалось, что у нее там было не все ладно.

– Бессмыслица какая-то, – говорю я. – Если мама была счастлива покинуть Нью-Йорк, зачем тот тип приезжал к ней незадолго до ее смерти и почему она соврала мне, что он якобы ее племянник?

– Хотела бы я знать ответы, Лима, – вздыхает Перл. – Но кое-что мне точно известно. Твоя мама безоглядно тебя любила. Всем ее знакомым было известно, до какой степени она тебя обожает и гордится тобой. Если Ирен и правда до сих пор жива, значит, что-то вынудило ее тебя покинуть. Будь у нее другой выход, она бы ни за что так не поступила.

– Так пусть бы рассказала нам о своих неприятностях, какими бы они ни были, и встретилась с ними по-взрослому, лицом к лицу! – выкрикиваю я. Слова Перл задели меня за живое. – Даже если маму посадили бы в тюрьму, она все равно могла бы участвовать в моей жизни.

Перл качает головой.

– Я говорила не о том, что она пыталась обезопасить себя.

– Что?

– Я говорила о твоей безопасности, – поясняет она.

И тут до меня