мулами повозки намертво укатали все, что могло вырасти на твердой почве, кроме совсем уж неистребимых сорняков. На ходу Риз размахивал руками в неожиданно радостном предвкушении того, что ждет его в этих новых местах. Среди сухой, выжженной солнцем травы изредка мелькали яркими точками полевые цветы. Всему в этой жизни свое время. Может быть, здесь он сможет начать все заново, забыть то, что случилось в зернохранилище, зажить по-человечески. Стать прежним Дэлом. Раньше, чем лагерь открылся взгляду, Дэл почувствовал его запах: резкий дух скипидара, дым от горящих дров и аромат сосен. Он был родом из Северной Каролины, штата, который когда-то был главным поставщиком дегтя для военно-морского флота. В конце концов запасы длиннохвойных сосен исчерпались, и вся отрасль, словно стая перелетных птиц, упорхнула на юг, в Джорджию и Флориду. Длиннохвойную сосну, некогда столь обильно росшую во всех южных штатах, истребили очень быстро. Множество стволов осталось лежать на земле, как мертвые деревянные тела. Они погибли не от «кошачьих мордочек» – щербин, образующихся на коре после надрезов, – а из-за устаревшей технологии выдалбливания коробов для сбора камеди. При сильных ураганах какие-то деревья падали, а устоявшие в конце концов уже не годились в дело: надрезы елочкой уходили на такую высоту, до которой рабочему было уже не дотянуться, даже со специальным инструментом-съемником. Тогда часть деревьев шла на дрова, а часть так и оставалась стоять, и призрачные «кошачьи мордочки» виднелись на стволах символами ушедших времен.

Семья Риза издавна занималась заготовкой скипидара. Дедушка работал в лагере вальщиком леса, и отец тоже. Дэл всегда был рядом: учился подсачивать деревья, добывать и собирать смолу. Учителя у него были самые разные – и белые, и цветные. На той земле, где вырос Дэл, еще его дед сажал деревья вместе со своим дедом, чтобы однажды заняться скипидарным бизнесом, – так ему рассказывали. Сейчас эти деревья вступали в пору зрелости. На рост ушло не меньше полувека, и, хотя для того, чтобы начать с ними работать, Дэлу нужно было сначала добраться до дома, он часто думал об этом и знал: придет время, и он вернется.

Однако опыт подсказывал, что работа в Ласточкином Гнезде может не то что не приблизить его к желанной цели, а еще и отбросить назад. Магазинчики в таких лагерях частенько задирали цены. Если ты не против получать жетоны или сертификаты вместо нормальных денег, то с голоду не помрешь, но и только. Такая система вызывала недовольный ропот, но что же было делать? Время такое: хочешь не хочешь, а семью кормить надо. Лачуги для жилья в лагерях тоже имелись, хотя часто не в лучшем состоянии. Но для кого-то это было все-таки на ступеньку выше гувервилля. Были в лагерях и церкви, и школы, а где-нибудь в центре всегда стоял бар, чтобы было где посидеть в субботу вечером.

Дэлу исполнилось четырнадцать лет, когда они впервые отправились в Джорджию на скипидарные работы, так что в лагере он уже живал. Дедушку с бабушкой, слишком старых и слабых для кочевой жизни, оставили дома. Мать плакала, собирая все, что могло уместиться в кузов повозки.

Отец обнял ее за плечи и сказал:

– Не переживай ты. Мы вернемся. Обещаю.

В то утро, когда они покидали старый фермерский дом на берегу реки Кейп-Фир, Дэл лежал в кровати навзничь, и золотые лучи солнца скользили по его лицу, как и многие годы до сих пор. Ему хотелось оставить это ощущение в памяти, и он продолжал лежать, пока мама не крикнула ему вставать. Они съели приготовленные ею галеты с ветчиной, выпили горячего кофе, а затем Дэл и его сестра Сьюди Мэй обнялись с бабушкой и дедушкой и вскарабкались на заднее сиденье повозки, нагруженной всем, что семья успела накопить за долгую жизнь. Мама забралась следом за ними с узлом из простыни, в которую была увязана ее чугунная сковородка вместе с прочей кухонной утварью. Этот узел начал колотиться о борт повозки, когда мул зашагал вперед.

Для Дэла это было веселое приключение, только вот мама опять плакала. Бабушка с дедушкой стояли в дверях и махали вслед, – тогда внук видел их в последний раз. В пути они со Сьюди Мэй вертели головами, разглядывая окрестности, и, хотя вдоль длинной, нагретой солнцем дороги росли все те же привычные сосны, вскоре путники пересекли границу Южной Каролины, а так далеко они еще никогда не заезжали. За несколько дней добрались до лагеря, и началась работа. Через пару месяцев бабушка прислала письмо, где писала, что у дедушки случился внезапный сердечный приступ и он умер.

– Сердце не выдержало, – сказала мама.

Они прожили в лагере три года, а потом родители засобирались обратно в округ Блейден: оба тяжело переболели тифом и больше не могли работать в таких условиях. Они решили вернуться домой, заботиться о бабушке, и Сьюди Мэй вместе с ними.

Отец предложил:

– Поехали с нами, сынок. Посмотрим, как там деревья. Может, уже найдется парочка годных в дело.

Дэл отказался: хотелось пожить самостоятельно, мир посмотреть. На лице отца было написано такое разочарование, что Дэл отвел взгляд. Годы шли незаметно, и, кажется, не успел он оглянуться, как Сьюди Мэй написала, что отца больше нет. Еще через несколько лет умерла и мама. Сьюди Мэй оказалась им более надежной опорой, чем он, особенно под конец. Ее последнее письмо о матери долго кочевало из одного место в другое, пока не попало к Ризу в руки. Прочитав его, он почувствовал укол вины и еще сильнее пожалел о своем решении жить своим умом. Следом пришла мысль: а есть ли смысл теперь возвращаться домой? Через несколько лет пришло еще одно письмо, в котором сестра сообщала, что вышла замуж. Как всегда, звала его домой. «Я скучаю по тебе, – писала Сьюди Мэй. – Мы с Эймосом справляемся, концы с концами сводим, но без мамы, папы и тебя совсем не то».

Дэл с минуту постоял под раскачивающимися величавыми соснами, увенчанными темно-зелеными хвойными кронами, вдыхая резкий аромат дыма, острый запах скипидара, смолы и дегтя, смешанный с теплым ветром, несущим запах вечнозеленых деревьев. Пели цикады – негромкое жужжание постепенно переходило в беспокойный, пронзительный гул. И вот впереди показался лагерь Ласточкино Гнездо: продовольственный магазинчик, еще какой-то дом возле него, бондарный сарай и перегоночная. Чуть поодаль, ряд за рядом, стояли хижины рабочих. У одной из них несколько белых женщин развешивали выстиранное белье. Еще одна тропинка вела к рядам лачуг поменьше, стоявших немного дальше, на противоположной стороне. Из одной из них