секунд, и Дэл надеялся, что узник хотя бы чувствует это, но бо́льшую часть времени воздух был совершенно неподвижен – ни одна сосновая иголка не шевельнется. Воду наконец принес неразговорчивый темнокожий мальчишка, избегавший смотреть на Дэла. Сзади по ногам паренька тянулись тонкие шрамы.

Дэл попытался затеять с ним разговор, но Ворон, словно почувствовав минутную паузу, возник из ниоткуда и рявкнул водоносу:

– Эй, парень, у тебя что, опять шкура плетки просит?

Дэл опустил ковш в ведро и вытер рот рукавом рубашки. Мальчонка улепетнул по тропинке бесшумно, как мотылек в ночи.

Десятник посмотрел ему вслед и буркнул:

– Бездельник, весь в папашу.

Дэл ничего не сказал, ни звука не проронил, если не считать ударов инструмента по очередному дереву. Ближе к сумеркам и ко времени отбоя в монотонную перекличку подрубщиков вдруг вклинились сердитые крики, а следом – хриплый вопль. Дэл распрямился и, прищурившись, стал вглядываться в глубину леса. Мало ли что могло случиться с человеком, если он так кричит: змея укусила, инструментом поранился. Среди толстых стволов замелькали пятна – серые, синие, коричневые – цвета одежды мужчин, ехавших в повозке, запряженной огромным мулом. Тот шел размеренным шагом и ловко огибал деревья. Снова крики, и еще, и еще… Люди, сидевшие в повозке сзади, беспокойно заерзали. Когда Дэл запрыгнул на заднее сиденье, все опустили глаза. Колеса заскрипели, вновь раздался громкий щелчок, и до их ушей донесся еще один вопль.

Люди никак не реагировали на то, что происходило в паре сотен футов позади них, словно это было совершенно обычное дело. Риз так не мог. Как оказалось, Суини ехал на лошади за цветным мужчиной; тот брел впереди, спотыкаясь, и лошадь Ворона шарахалась из стороны в сторону, беспокойно мотая головой. Десятник взмахнул плетью и хлестнул рабочего по спине. Тот упал на колени, потом на живот и затих. Ворон бросил его лежать на дороге, ударил лошадь пятками в бока и догнал повозку.

Потом проговорил, ни к кому не обращаясь:

– Видели, что бывает, когда режешь слишком глубоко и губишь деревья? Будешь и дальше так делать – попадешь в ящик. Это всех вас касается. Пропускаешь деревья? Сразу в ящик. Иногда вас туда приводит собственная глупость, иногда – мое дурное настроение. Смотрите не забывайте об этом.

Ворон оглядел всю группу, и Дэл, как и остальные, отвел глаза и смотрел в сторону, пока десятник не проехал мимо. Повозка остановилась.

Одноглазый извозчик буркнул:

– Идите помогите ему.

Дэл и еще один рабочий подхватили избитого под руки. Его рубашка, если ее можно так назвать, представляла собой рогожный мешок с прорезями для рук. Всю спину крест-накрест пересекали багровые полосы. Мужчина еле волочил ноги, черные от грязи и сосновой камеди. Вот так лагерь, подумал Дэл. Пожалуй, он совершил ошибку. Но ведь за ним уже долг числится. Если уйдешь, не заплатив, начальники могут сделать с тобой что угодно. Они тут сами себе закон, творят все, что заблагорассудится.

Если беглеца найдут, так позаботятся, чтобы больше уж никто не нашел. Сбежал, мол, и всё тут, до сих пор ловим.

А если в дело и вмешается представитель закона, босс только скажет: «Поймаешь – тащи его сюда, он мне должен остался».

Они помогли избитому человеку забраться в повозку и покатили дальше. Когда подъехали к окраине лагеря, Дэл увидел, что крышка ящика-парилки открыта, а того, кто там лежал, не видно. Ворон уже сидел на крыльце и точил свой неизменный нож. Он не поднимал головы и не обращал никакого внимания на проезжавших мимо. Как будто теперь, когда смена закончилась, работников для него уже не существовало. Дэл посмотрел на избитого человека, лежащего на дне повозки, и задумался, что хуже – ящик или плеть.

На следующее утро Дэл встал ни свет ни заря – так беспокойно спал. Он прошелся среди старых сосен неподалеку, разглядывая стволы, испещренные шрамами, отчетливо видными на коре в лунном свете. Пощупал твердую, как кость, древесину под старыми надрезами и заметил свежую, девственную, еще не тронутую. Решил, что погодит пока, посмотрит, как дело пойдет, разберется, типичную картину вчера наблюдал или нет. Ризу хотелось только одного: быть как все и делать свою работу. Вписаться в ритм здешней жизни. В половине шестого он уже ждал повозку у забора, а когда она подошла, забрался в нее и уселся сзади на бортик, спиной к остальным. Ворон ухмылялся. На месте сбора Дэл вместе с другими направился к большому дереву в тени. Повесил ведро с обедом на ветку, заметив, что никто здесь не разговаривает друг с другом. Потом все быстро запрыгнули обратно в повозку. Пока она везла рабочих через лес, Суини выкрикивал их здешние клички, и они один за другим спрыгивали с повозки и исчезали.

Наконец Ворон рявкнул: «Батлер!», и Дэл проворно соскочил с повозки.

Он прошелся по сосняку и оглядел следы от подсочек. Они были глубокие – глубже, чем он сам сделал бы. Оставалось только надеяться, что деревья не погибнут. Территория была аккуратно размечена, к основаниям стволов в холодные месяцы сгребали хвою. Дэл принялся за дело. Две тысячи деревьев не оставляли времени на долгие размышления – только успевай раз за разом делать подсочку и выкрикивать свое прозвище. За работой Ризу вспомнились длиннохвойные сосны, которые они посадили дома, – как-то они выглядят сейчас? Может, когда-нибудь он посадит там новые деревья, и неважно, что им расти еще лет пятьдесят, зато они переживут его самого и его сыновей – если у него когда-нибудь будут сыновья.

Отец объяснил однажды, что такие сосны могут прожить пятьсот лет. Дэл размечтался: представлял, как теперь уже он будет учить своих ребят, рассказывать, что земля и деревья вроде длиннохвойной сосны стоят дороже любых денег, которые на них можно заработать. И что, если их не беречь, они могут просто исчезнуть. Он видел такое. Как сказал десятник, целые леса гибли, когда деревья выжимали до полного истощения. Потом приходили лесозаготовительные компании и вырубали стволы. Кто-то однажды сказал, что белка может соскочить с верхушки дерева в Виргинии и добраться до Техаса, ни разу не коснувшись земли. Дэл готов был поспорить, что теперь так уже не выйдет.

Пусть его и точили сомнения насчет Ласточкиного Гнезда после того, что он успел увидеть, пока что он здесь и постарается извлечь из этого все, что можно. Всю вторую половину дня он работал без передышки, хотя с тех пор, как подался в леса, толком ничего не ел и был уже не