— Да, мама была такой. Самая добрая и внимательная из всех женщин на свете.

— Она святая. Потом она попросила меня стать ее душеприказчиком и в деталях рассказала о своем плане. Я дал слово, что исполню все до последней детали. — На лице появилось выражение непоколебимой убежденности. — И поверьте мне, я сдержу слово.

В отсутствии необходимости работать есть свои преимущества, особенно для того, кому надо за несколько дней подготовить комедийные сценки. Борюсь с желанием украсть идею, подсмотренную на комедийном канале, но знаю, что мама бы этого не одобрила. Вместо этого берусь за дело и целую неделю брожу по городу. Все услышанное и увиденное кажется мне удивительно смешным и дает богатую пищу для фантазии. В надежде полностью исключить или хотя бы свести к минимуму возможность провала, часами репетирую перед зеркалом, оттачиваю жесты и мимику. Все дни ощущаю, как желудок скручивается в тугой узел, глаза окаймляют живописные черные и красные круги.

Внезапно мне приходит в голову, что намерение мамы не было таким с самого начала. Поставив организацию комедийного шоу в самое начало списка, она хотела отвлечь меня от тревожных и печальных мыслей о ней. К сожалению, она добилась обратного. Элизабет Боулингер ничего так не любила, как веселый смех. Каждый раз, когда мне доводится услышать нечто уморительно смешное или то, что заставляет просто улыбнуться, я мечтаю сразу же поделиться с мамой. Будь она жива, я бы позвонила и сказала: «Хочу рассказать тебе смешную историю».

Именно это она и любила. Бывало, умоляла рассказать сразу, но чаще приглашала на ужин. Однажды, когда мы только налили вино, она наклонилась ко мне и вцепилась в руку со словами: «Давай же, дорогая, я ждала целый день».

Я начала рассказ, неизменно приукрашивая, используя различные интонации и звуковые эффекты. Даже сейчас я слышу ее заливистый смех, вижу, как она вытирает слезы в уголках глаз…

Замечаю, что улыбаюсь, и понимаю, что впервые со дня смерти мамы воспоминания о ней не причиняют боль.

Такого результата и добивалась женщина, любившая веселый смех.

Ночь перед выступлением. Я лежу без сна, нервная и переполняемая тревогами. Свет уличного фонаря пробирается сквозь деревянные жалюзи и падает на грудь Эндрю. Приподнимаюсь на локте и с интересом разглядываю светлую дорожку. Грудь вздымается, и одновременно с его губ слетает едва уловимый звук. Собираю всю силу воли, чтобы не провести рукой по гладкой коже, пахнущей маслом для тела. Руки Эндрю скрещены на идеально плоском животе, лицо безмятежно спокойное и напоминает мне последний виденный мной облик мамы.

— Эндрю, — шепчу я, — мне так страшно.

Неподвижное тело предлагает продолжить, или мне это кажется?

— Завтра вечером мне выступать в комедийном шоу. Я так хотела тебе рассказать, чтобы ты поддержал меня и обязательно пожелал успеха. Я хотела рассказать тебе, ведь у меня может случиться сердечный приступ, и я умру прямо там, на сцене. Но почему-то каждый раз, когда я собиралась просить тебя помочь с исполнением этих глупых целей, меня словно что-то сдерживало. — Переворачиваюсь на спину и плотно смыкаю веки, чтобы сдержать слезы. — В моем жизненном плане столько пунктов, которые ты никогда бы не вписал в свой план. — Слова даются мне с трудом. — Я люблю тебя, — произношу я, но фраза застревает в горле. Вместо этого с губ слетает стон.

Эндрю шевелится, и сердце перестает биться. Бог мой, вдруг он меня слышал? Вздыхаю. А если и слышал? Неужели это плохо, что я люблю мужчину, с которым живу под одной крышей и делю одну постель? Закрываю глаза, и ответ внезапно врывается в сознание. Да, это плохо, потому что я совсем не уверена, что этот мужчина может сказать мне то же самое.

Лежу и смотрю на вентиляционное отверстие в потолке. Эндрю любит мой успех и мой статус, но они исчезли. Любит ли он меня саму? И знает ли, какая я на самом деле?

Закидываю руки за голову. В этом нет его вины. Мама была права. Я сама скрывала от него свое истинное «я». Отказалась от заветной мечты и стала такой женщиной, какой он хотел меня видеть, — свободной, нетребовательной и немного странной.

Поворачиваю голову и смотрю на спящего Эндрю. Почему же я отказалась от жизни, о которой мечтала? Неужели мама права? Я старалась заслужить одобрение Эндрю, забыв, что с отцом мне это не удалось? Нет, что за глупости. Много лет назад я решила для себя, что одобрение отца для меня ничего не значит. Все же, как ни прискорбно признавать, есть еще причина, и менее благородная…

Я боюсь потерять Эндрю. Мне до спазма кишок противно это признавать, но я боюсь остаться одна. На настоящем этапе моей жизни расставание с Эндрю видится рискованной затеей. Разумеется, я могу встретить другого мужчину, но, учитывая, что мне тридцать четыре года, это предприятие не менее рискованное, чем перевод накоплений со счета в надежном банке в инвестиционный фонд. Конечно, прибыль может стать огромной, но потеря сломает жизнь. Все, что я заработала, может исчезнуть в один миг, и в итоге я останусь ни с чем.

В половине третьего вылезаю из постели и перемещаюсь вниз на диван. Лежащий на журнальном стоике мобильный телефон мигает красным. Прочитываю сообщение, присланное в одиннадцать пятьдесят.

«Расслабься. Тебя ждет успех. Поспи».

Это Брэд.

Расплываюсь в улыбке. Заворачиваюсь в плед и удобнее устраиваю голову на диванной подушке. Состояние такое, словно кто-то поцеловал в лоб и принес стакан теплого молока. Это дарит ощущение защищенности и спокойствия в душе.

То, чего я так ждала от Эндрю.

Огромный зал клуба комедии «Третье побережье» заполнен шумной толпой. У деревянной сцены высотой два фута расположены несколько круглых столиков. В глубине, у стоек трех баров собираются люди. Все вытягивают шеи, чтобы увидеть происходящее. Что случилось с ними в этот обычный вечер понедельника? Им больше нечего делать? Тянусь через стол и сжимаю руку Брэда. Чтобы быть услышанной, приходится кричать.

— Поверить не могу, что позволила тебе втянуть меня в такое! Неужели не нашлось местечка потише?

— Семь минут, и цель под номером восемнадцать будет достигнута. — Он наклоняется ко мне. — И сможешь переходить к следующим девяти.

— Хм, вот так стимул! Так давай поставим галочку, и я смогу получить лошадку и помириться со своим кретином отцом.

— Извини. — Прикасается обеими руками к ушам. — Плохо слышно.

Залпом допиваю мартини и поворачиваюсь к подругам.

— Классно выглядишь! — кричит Шелли.

— Спасибо. — Опускаю глаза и разглядываю надпись на футболке: «Не доверяйте пастору с эрекцией».

Раздается оглушительный взрыв хохота, заставляя обратить внимание на сцену. Чудовищное везение — мне предстоит выступать после любимца публики, долговязого рыжеволосого парня, вещающего о «телках и сиськах».

Разглядываю упитанного юношу, сидящего напротив. Перед ним стоит бокал пива и три рюмки в ряд. Он свистит и выбрасывает вверх кулак.