хотелось в тот момент — это попасть домой, но это в идеале. На крайний случай в гостиную Первого факультета. Там сухо и тепло, хоть и стыдно.

— Ты кто такой вообще? — буркнул я, отплёвывая тину.

М-да, народ в гостиной явно придёт в восторг от того, что с этой одеждой больше ничего не нужно будет делать. Никогда! Некогда дорогущая одежда превратилась во что-то ужасное. Мой старый домашний прикид, в котором крёстным приволок меня в школу, явно выглядит гораздо лучше, чем вот это осклизлое нечто, что на мне сейчас надето.

— Хмырь, — протянуло существо мне руку.

— Самокритично, — я окинул его взглядом, разглядывая на этот раз более внимательно. Выглядел он, конечно, не как те аристократы-мажоры, с которыми мне придётся столько времени проводить, но при ближайшем рассмотрении неприятным не казался. — Ты себя явно недооцениваешь.

— Я Хмырь Болотный, — пояснил он. Видя некоторое недопонимание на моём лице, Хмырь вздохнул и решил уточнить. — Это общее название нашего вида. Что сказать, царевичей я на своём веку много повидал, но такого невежественного, если честно, впервые, — да, тьфу ты, ещё всякие Хмыри будут меня в мою необразованность носом тыкать. Ну не хочу я ничего знать о магах, не хо-чу. Ещё бы до моих хотелок было кому дело. — Пошли, я тебя провожу до школы, а то утонешь ненароком, а нам такого в коллекцию явно не нужно.

— Что, думаешь, всплыву или рыб твоих отравлю?

— Заметь, не я это сказал. Но если всплывёшь, вреда от тебя будет меньше, чем, если в нежить переродишься. И где ты видел рыб в болоте, а?

— Это к слову было сказано, чтобы разговор поддержать, — ответил я, обхватив себя за плечи. Стало холодно, и меня начало слегка потряхивать.

— К слову, ага. Пошли, а то заболеешь и будешь долго мучиться, потому что на твоё семейство хрен зелье целебное подберёшь. Умрёшь в итоге. И побьёшь личный рекорд семейства Лазаревых. В тринадцать у вас ещё никто не умирал, — хрипло захихикал Хмырь.

— Умеешь ты утешить, — хмыкнул я. — Ну что же поделать, пойдём.

И мы пошли. Сначала шли молча, но недолго. Потому что меня разбирало любопытство, да и парочка вопросов накопилась.

— Ты меня боишься? — всё-таки первым нарушил молчание Хмырь.

— Да не особо. Хотел бы съесть или утопить — сразу бы сделал, а вместо этого в замок меня ведёшь.

— А может, я тебя утопить хочу в другом месте? Или принести в жертву Богу болота? А до алтаря тащить тяжело. Зачем тащить, если жертва сама идёт?

— Не хочешь.

— Почему?

— Сам сказал, безграмотный, да ещё и высоты боюсь. К тому же парень. Как бы ни отхватить от божества за такую некондиционную жертву. Божества, они привередливые, им девчонок покрасивее подавай. Вот этих можно и необразованных и откровенно дурочек.

— Вечно ваша семейка всё опошлит, — фыркнул Хмырь. — Я вижу, у тебя накопились вопросы, можешь смело их задавать.

— И ты ответишь? — я посмотрел не него, мучась в сомнениях.

— А почему нет? Всё равно топать ещё далеко, а молча идти не интересно.

— А как долго нам идти?

— Ну, где-то около часа. И как тебя закинуло так далеко от школы?

— Видимо, желание свалить из этого дурдома, перевесило желание в нём остаться. — Я пожал плечами.

— Ну, так летел бы дальше. Или одного желания было недостаточно?

— Желания завались — таланта маловато, — буркнул я и уставился в болото. Интересно. Шли мы по тому месту, что называется топью. — А почему я не ухожу с бульканьем под воду? Медленно так и печально, с безысходностью на лице и ужасом в глазах? — спросил я у шедшего рядом мохнатого собеседника.

— Потому что я не хочу этого. Это же болото. А я Хмырь как-никак, — он пожал плечами. — Я хозяин этого места и вправе влиять на то, насколько быстро будут тонуть вошедшие сюда люди и нелюди.

— А у тебя что, договор со школой: ты не трогаешь учеников, а они тебе кого-нибудь ненужного поставляют взамен? Такой бартер: один ученик в обмен на несколько человек?

— Ты думаешь, мне нужны люди? Да там внизу уже продохнуть невозможно. Заполонили уже всё. Ладно, девки молодые и красивые, которые от безысходной любви решили утопиться. Хоть глаз радуют. Про нервы не могу такого сказать: крики, ругань и постоянные склоки практически ежедневно. Что с баб-то ещё взять? А вот мужчины — тут всё гораздо серьёзнее. Либо воины, утонувшие по глупости, когда на замок пёрли прямо по топи, либо аристократы из древних Родов всякие, случайно с лошади упавшие…

— И сколько же лет этому месту? — я принялся гораздо внимательнее осматриваться по сторонам.

Насколько я помнил историю, после развала Империи мир довольно быстро восстановился. Наука начала теснить магию, и жизнь с каждым годом становится всё комфортнее. Поэтому все ездят на автомобилях, летают на самолётах, а про лошадей все давным-давно забыли. Может, только где-нибудь в захолустье каком, где на машине не проехать, их в качестве средства передвижения используют, а не для красоты и скачек.

— Конкретно это болото существует чуть ли не с зарождения этого мира. Мы пережили все возможные войны и перемены. И переживём ещё столько же, — сумерки быстро уступали место полноценной темноте. Я начал запинаться всё больше, и даже пару раз свалился, запнувшись о какие-то кочки. Хмырь только покачал головой и, щёлкнув пальцами, создал несколько светлячков. Идти даже при таком тусклом освещении сразу стало гораздо комфортнее. Круто, что сказать, а вот я так не умею.

— А почему ты меня царевичем-то назвал? — я вспомнил интересующий меня вопрос и поспешил его задать, пока владыка болота расположен к беседе.

— Вот, посмотри, — и он протянул мне медальон, который рассматривал, когда я на берёзе сидел.

Взяв его в руки, я повертел явно старинную вещь. Медальон как медальон. Именной. Тяжёлый. Из золота, судя по всему, мужик какой-то на обороте нарисован. Не артефакт, что не могло не радовать.

— Это что? — спросил я, переводя взгляд на Хмыря.

— Реликвия. Присмотрись внимательнее, — Хмырь ткнул когтём в изображение.

Один из светляков подлетел поближе, и стало видно чуть лучше. Я пригляделся. Мужчина, изображённый на медальоне, был смутно на