— У Магилака зоркий глаз. За кого он зацепится — не отпустит, — предостерег Фландер. — Так что не задерживайте на нем взгляд, но и не отводите слишком быстро. На каждого можно что-нибудь найти, особенно если это тест на лояльность.

Эти слова совсем не вселяли уверенности. Напротив, они ее очень уменьшали. Дэвид чувствовал, что смотрит почему-то не так, как сейчас необходимо. Вероятно, ему недостает решительности, или ненависти. Он просто помнил свою мать и то что она говорила ему.

«Что не рождено не имеет смысла»… То же самое говорила эта странная стальная женщина с рыжей гривой на левой половине черепа и живым сердцем в груди. Эта фраза всегда вызывала тепло в его душе. Не потому, что это было чьим-то лозунгом или призывом, а потому что это говорила ему мама. Вдруг память о ней сделает его взгляд слишком… противозаконным? Магилак увидит это. Дэвид решил задобрить его усердной работой и чаще смотреть в пол.

— Так и знал, что Фрэнсис с Тарледом что-то замышляли. Еще с тех пор, как эта чокнутая пыталась предотвратить развал Союза, — крупное тело Магилака вонзилось в проем двери, разбрасывая вокруг себя недовольство. Мужчина подошел к столу, громко шлепнув кипой бумаг о его поверхность. — Видимо, им военный тоталитаризм милее, чем возможность выйти на улицу без страха получить пулю в лоб. Десять лет я нутром чуял — они только притворяются. Она снова объявилась — и на тебе. Сенсоры сразу зафиксировали всплеск антилояльности. Кто бы мог подумать? Конечно же я.

— Капитан, — засуетился Маурус, подскочив к столу начальника.

В его обязанности входило настройка галографических элементов непосредственно перед презентацией, но внезапное появление Мауруса застало его врасплох.

— А кто я по-твоему? — проворчал Магилак. — Хватит каждый раз елозить, как вошь, когда я появляюсь в твоем поле зрения. Иначе я решу, что ты мне не рад и найду кого-нибудь другого на эту работу, — Магилак хохотнул коротко и сурово, без особого удовольствия.

Он тоже был генсолдатом, когда-то, в своей наполненной событиями молодости. Сейчас он остановился на звании капитана и, видимо не особо стремился наверх. Слухи о Магилаке ходили совершенно противоречивые, и все они обгоняли друг друга по таинственности. Некоторые из них подтверждались грамотами и наградами, которые усыпали его грудь еще до развала Союза и удвоились уже после, некоторые так и остались в секретных архивах под толщей кодировок и грифов «совершенно секретно».

«Я служу народу, а не режиму», — сказал он однажды новому правительству, и никто не помнил, чтобы Магилак за эти годы поменял свои слова на какие-то другие. Руководство госкорпораций высоко оценило его слова, когда Магилак принял «сторону народа» во время переворота. Наверное, именно поэтому Магилак и не продвинулся в звании дальше капитана. Ведь нет никого полезней, чем отличный военный во время переворота «за народ», и нет никого опасней, чем военный, решивший поддержать за этот народ еще один-другой переворот.

Магилак был, как и все солдаты высок и плечист. Темные густые волосы, слегка подернутые сединой не помещались на голове, стекая по щекам густыми бакенбардами. Брови нависали над глазами, делая их еще темнее, чем они были. Никто и никогда не видел Магилака без формы — зеленого кителя с эмблемами Новой Конфедерации и 2 звездами на плечах. Ходили слухи, (как раз из числа тех таинственных) что у Магилака имеется еще один китель — специальный, спальный, который заменяет ему по ночам пижаму. Капитан казался всегда чем-то недовольным.

— Вы ничего не слышали о Нэнсис, потому что никто о ней ничего не говорил, — буркнул Магилак. — А никто ничего о ней не говорил, потому что «Голем» засекретил о ней все данные, стер из своей памяти и выкинул ключ. Слишком опасные идеи у этой дамочки, чтобы позволить народу о них помнить. Надеюсь, этот пункт мы сразу закрыли, и никто не будет задавать глупых вопросов.

На часах было два часа ночи. Магилак выглядел злым.

— Зачем стирать информацию о человеке, если можно просто говорить о нем плохо? — спросил Кельвин — крепкий, как и все, с большими оттопыренными ушами. — Если эта женщина делала ужасные вещи, люди должны об этом знать.

— А ты, я вижу, у нас самый умный? — хмуро спросил Магилак, и Кельвин по наивности своей согласно кивнул. — Видимо, корпорация «Голем» консультировалась не у той нейросети. В следующий раз предупреди меня заранее, если захочешь просверкать своими двумя лишними пунктами.

Это была правда. У Кельвина умственный коффециент был больше, чем у остальных на два пункта, и на целых три, чем у Дэвида, G-90. Нередко Кельвин гордился этим, напоминая всем о своих цифрах в совместных попойках, да и просто в мимолетных разговорах. Но у Магилака этот пункт составлял недосягаемые G-107, и напоминал он об этом гораздо чаще — приказами.

Кельвин смутился, по его большим ушам поползла краска.

— Просто я хотел сказать…

— Хватит, Кельвин, — отрезал командир. — Ты уже достаточно сказал. Закрой рот и лучше послушай. У тебя большие уши, научись ими пользоваться. Дэвид, да оставь ты в покое эти чертовы стулья.

Дэвид выпустил из рук ножку стула и занял свое место, не поднимая глаз. Если не нужны стулья, значит, не нужны и места, которые они дают. Те, кто ушел в десятый кабинет, сегодня из него уже не выйдут.

— Что ж, пришла пора немного выбить ваши молочные зубы, — Саландор Магилак покрутил подготовленную презентацию, нажав на первую строку, имевшую название в виде шифрованного кода.

Над его головой появилась крупная женщина — голова, наполовину покрытая сталью, сверкнула ядовито-малахитовым глазом. Другой оставался залитым чернотой, словно смолой. За двадцать лет она так и не изменилась.

— Нэнсис, фамилия отсутствует. Кто-то называет ее убийцей дроидов и всего, что имеет отношение к нейросети. А еще эта дамочка очень не любит киборгов. Чаще всего говорят, что она сумасшедшая. Сумасшедшая Нэн. Со временем поймете, почему.

— Сумасшедшая… обидное прозвище, — задумчиво сказал Кальвин, полностью покраснев. — Такое не дадут тому, кто вызывает симпатию. Мне бы она не понравилась. Ее нужно опасаться?

Наверное, Кальвин имел виду, что устроить революцию с таким прозвищем очень трудно, рассудил Дэвид. Если она настолько неприятна, кто за ней последует?

— Иногда люди испытывают симпатию к тем, кто слетел с катушек, а вот идиотов никто не любит, — гаркнул Саландор, и Кальвин двинул ушами. — Даже если у них на два пункта больше, чем у остальных. Посмотрите сюда.

В помещении автоматически снизилась