Сумерки в лесу сгущались быстро. От зари скоро осталась только узкая светлая полоска, слабо просвечивающая между деревьев. В разных концах темно-синего неба вспыхивали звезды.

Во мраке на дне оврага мутным, расплывчатым пятном вырисовывался «Тимур». Вскоре над лесом поднялась луна, залив овраг желтоватым светом. Теперь стали хорошо видны лошадь и все подступы к ней. Откуда бы ни появились волки, Никита все равно их заметит.

Ни один звук не нарушал тишины заснувшего леса. Все выше поднималась луна. Временами ее закрывало набежавшее облако, но как только оно уплывало дальше, лес опять наполнялся призрачным лунным светом. Томительно медленно тянулось время, и охотника начала одолевать дремота. Но вот где-то далеко послышался протяжный, заунывный вой одинокого волка. Ему сразу же отозвался другой и так близко, что старший конюх вздрогнул от неожиданности. Волки замолчали так же внезапно, как и начали свой жуткий концерт.

Крепко сжав ружье, Никита не сводил глаз с трупа лошади. Скоро волки спустятся в овраг, чтобы начать пиршество. Ему даже показалось, что на противоположной стороне оврага чуть качнулась маленькая елочка, а левей неясно мелькнула какая-то тень, но, всмотревшись, он убедился, что возле елочки никого нет.

Время шло, а хищники не появлялись. Старший конюх встревожился: может быть, ветер донес до них запах человека или волки обнаружили его следы? Если так, то сиди хоть до самого утра, звери все равно не придут. И вот, когда Никита стал опасаться, что из его затеи ничего не получится, рядом с маленькой елочкой неожиданно возникла фигура зверя. Волк был хорошо виден. Он стоял в настороженной позе, высоко подняв крутую массивную голову с острыми ушами. Вдруг хищник исчез. Исчез бесшумно, словно растаял во мраке.

Никите стало жарко, мелко задрожали руки, а на лбу снова выступила испарина. Неужели волк больше не покажется? Но опасение оказалось напрасным. Через минуту зверь появился так же внезапно, как и в первый раз, только не у елки, а гораздо ближе. Он повернул голову в сторону охотника, прислушиваясь к чему-то, видимо, беспокоившему его. «Если выстрелю, напугаю остальных, — думал старший конюх. — Да и далеко еще, можно промахнуться». И Никита ждал, когда зверь подойдет ближе.

А волк все стоял, не двигаясь, и смотрел на те елки, где затаился охотник. Потом волк сделал несколько, шагов к трупу «Тимура» и опять замер. Отчетливо была видна худая, и в лунном свете казавшаяся непомерно длинной фигура хищника. Вот он присел на задние лапы задрал вверх острую морду и глухо завыл. Не из трусливого десятка был Никита, а от тоскливого, жуткого звука на одной низкой ноте ему стало не по себе. Мелькнула мысль оборвать метким выстрелом этот невыносимый вой, но, поступив так, он испортил бы все дело. И Никита снова сдержался.

На зов первого волка из-за той же елки вышел еще один зверь, а в стороне мелькнул силуэт третьего. Несколько секунд хищники прислушивались, а потом направились к лошади.

Никита бесшумно поднял ружье, начал, целиться. Разглядеть мушку было невозможно, и он старался как можно точнее подвести стволы, чтобы послать верный выстрел. Волки уже подошли к лошади, но притронуться к ней еще не решались.

…Гулко, с перекатами прокатился по оврагу выстрел. Серые тени молниеносно метнулись в стороны. Но как ни быстро разбегались волки, охотник успел выстрелить из второго ствола. Тут же перезарядив ружье, он вылез из своего укрытия и побежал к лошади. В двух шагах от «Тимура» в агонии бился зверь. Из его широко открытой пасти вылетали свистящие звуки и хлестала кровь, судорожно вытянув лапы, он скреб ими землю.

Удостоверившись, что с этим покончено, Никита пошел к группе березок, куда он стрелял по мелькнувшей фигуре второго волка, но ничего не обнаружил. «Эх, — с горечью подумал старший конюх, — были бы Петро и Лука Лукич — не ушли бы звери».

…Утром Никита с двумя колхозниками на лошади, запряженной в телегу, выехал к месту ночной охоты. Внимательно осмотрев склоны оврага, старший конюх заметил на земле пятна крови. Идя по следу, он дошел до болота и в кустах наткнулся на старого волка. Несмотря на сильное ранение, зверь был еще жив. Заметив человека, он попытался подняться и уползти. Шерсть на загривке у него вздыбилась, в глазах сверкнул злобный огонек.

Никита поднял ружье и выстрелил в хищника. Квадратная голова волка мотнулась и упала на вытянутые передние лапы.

НЕЖДАННЫЙ ГОСТЬ

Вечером, накануне открытия осенней охоты, я заряжал патроны. Как всегда в таких случаях, стол был завален коробками с пыжами, банками с порохом, мешочками с дробью и разными принадлежностями. Работа подвигалась быстро. Глухо постукивала дробь на чашке весов, поскрипывала рукоятка закрутки, и готовые патроны один за другим выстраивались в шеренгу на столе. Я вспоминал прошлые охоты, удачные выстрелы и разные курьезные случаи. И вот, среди этого вороха воспоминаний, всплыло одно, неприятное…

Год назад, тоже накануне открытия сезона, я в полной готовности ждал прихода товарища-охотника. Он почему-то запаздывал. Вдруг дверь широко распахнулась, и в комнату вошел полный мужчина средних лет.

— Алексей Иванович! Здравствуй, дорогой! — сказал вошедший, грузно опускаясь на стул.

— Павел Петрович! Каким ветром?

— В командировку. Уф! — гость достал большой клетчатый платок, вытер пот, выступивший на лице. — Ну и намотался… Весь город обегал, едва нашел. И чего это ты, Алексей Иванович, на самую окраину забрался?

— Да так уж пришлось. Давно здесь живу, привык.

Павел Петрович, директор какого-то московского «снабсбыта», приходился мне дальним родственником. Мы очень мало знали друг друга. Как-то, приехав в Москву по делам, я случайно встретился с ним. С тех пор прошло три года. Неожиданное появление родственника, свалившегося, как говорится, словно снег на голову, немного удивило меня.

Через полчаса мы сидели за столом, на котором пыхтел самовар, стоял графинчик с вином, окруженный тарелками с незатейливой закуской.

Павел Петрович болтал без умолку, задавал десятки вопросов, не дожидаясь ответа, говорил сам, снова спрашивал и снова говорил. Поток его слов прерывался лишь для того, чтобы выпить стопку вина и закусить. В разгар нашей беседы прибежал сынишка приятеля-охотника и подал мне записку.

— Что это, Алексей Иванович? — спросил гость.

— Да пустяки, — ответил я, — товарищ, с которым собирались на охоту, сообщает, что пойти не может.

— Гм! Так ты, Алексей Иванович, на охоту собрался?

— Хотел было, но…

— А ведь я тоже охотник, — перебил Павел Петрович. — И если из-за меня