дружно, как Леопольд завещал. Он не депутат, его слушать можно.

— Так живи. Только ко мне не лезь, без твоих подсказок разберусь!

— Так я и не лезу, — я подошел к плите, включил чайник. — В доме порядок поддерживай и будет тебе счастье совместного быта. И с вещами своими разберись. В комнате воняет твоими носками так, будто в коридоре танковую колонну сожгли.

— Тебе какое дело? — буркнул он.

— Большое. Я тут живу. И порядок люблю, а вот бардак — нет.

Я взял пакетик чая «Майский» и бросил в кружку. Дима хотел что-то сказать, но замолчал, снова отвернулся, злой до чертиков. Забавный такой, истинный аппаратный хомячок, который в каждой комнате свою кормушку устраивают, а чуть что сразу в кусты.

Он хлопнул дверцей холодильника, открыл было рот, но я не дал ему слова вставить:

— И ещё, Дим. Ты на меня не обижайся. У меня к тебе личного ничего нет. Просто я порядок люблю и если хочешь жить со мной рядом в мире и согласии — привыкай.

— Да пошёл ты, — всхлипнул он без злости и ушёл в комнату.

С Димой разобрался — значит, можно было двигаться дальше. Панки за стенкой пока молчали, но не потому что совесть проснулась. Просто электричество у них до сих пор не было и шпана сидела второй день без света. Сами они в щиток лезть не стали, хоть на это это мозгов хватило, а вызвали электрика. Ну а электрик в сейчас величина переменная — вот он есть, а вот он ушел в запой. Или его уволили.

У каждого свои проблемы, но война с панками у нас только начиналась.

На лестничной клетке Семёныч клеил очередное объявление. Я подошёл ближе и прочитал:

«Собрание жильцов по вопросу задолженности по электроэнергии состоится 7 марта в 19:00. Явка обязательна. Управдом».

— Опять воюешь? — спросил я.

— А как иначе? — Семёныч распрямился. — Тут без меня всё рухнет. Только тебя я почему-то на собраниях не вижу!

— Приду, как только первая свободная минутка появится, — пообещал я.

— Все вы так говорите, что придете! — Семёныч раздосадована всплеснул руками. — А как до дела доходит, так жильцам на собрании плевать с высокой колокольни. — Должников много? — я покосился на объявление.

— Вагон и кривенькая тележка, каждый третий, почитай! Мне в жэке уже грозят отключениями! Вот полюбуйся!

И управдом вручил мне список с номерами квартир и суммы долга. Я пробежался по нему взглядом.

— А панки наши тоже за свет не платили?

— Спрашиваешь! Они в должниках с прошлого лета.

— Отлично… — прошептал я, идея возмездия сразу родилась в моей голове.

— Чего ж тут отличного, Максим?

— Просто голову пришел отличный способ по их перевоспитанию.

— Это как? — Семёныч прищурился. — Страусы свои на маковке сбреют?

— Вызовем ЖЭК. За неуплату им должны отключить свет официально. А как они начнут бузить, так я вмешаюсь, ну и подключу органы… внутренние…

— Да с них, как с гуся вода! Ну посидят они пару дней в обезьяннике, там потом еще больше бузить начнут — проходили, — отмахнулся Семёныч.

— Не-не. Нам надо, чтобы их не просто посидели, а на исправительные работы пошли.

Я объяснил, что сегодня же подам заявку от администрации в милицию, что мне нужны архаровцы для общественных работ на благоустройство города. Пускай суетятся, жульманов подбирают, а если нет народа — пускай новых закрывают.

— Ты их в ИВС хочешь оформить? — тёр картофельный нос дедок.

— Как получится, в идеале — да. Делаем, Семеныч? Ты бил фашистов?

— Бить не бил, малой я тогда еще был, но снаряды подвозил. На кобылке с поводой…

— Вот и мне подвози. Фашист ведь он в любом обличье может прятаться. Кто против народа — тот считай и фашист.

— Хороша сказал, Максимка, — воодушевленно крякнул дед. — Я с тобой!

Я пожал управдому руку и пошел в администрацию, крайне довольный внезапно возникшие идеей по операции возмездия.

Панки ещё не знали, что их ждёт. Но мне это нравилось — когда противник ещё спит, а ты уже роешь ему могилу. По пути на работу я зашёл в продуктовый магазин и купил шоколадку, облизанный тоннами рекламы Альпен Голд, обещал содержать, как минимум, литров десять молока. Никогда не понимал таких реклам «…в нём так много молока…». Если я захочу молоко, то я и куплю бутылку молока, а не шоколадку.

Как говорят в народе, реклама — это искусство превращать неполную правду в полную ложь.

В администрации я появился без опоздания. Как только я вошёл в кабинет, вязальщица спрятала клубок, маникюрщица спрятала пилку, а любительница сериалов даже глаза отвела. Молодцы, девочки. Значит, сигнал дошёл и был воспринят правильно.

Зашитоботиночный сидел на своём месте, но голову не поднимал и даже демонстративно не поздоровался.

— Добрый день, коллеги, — сказал я с порога. — Напоминаю — все отчёты за прошлый год ко мне на стол до обеда.

Они закивали. Кстати, от работы никто не отлынивал — на столах сотрудников моего отдела лежали высокие стопки папок. Видимо выволокли из шкафов.

Отдел кадров находился в дальнем конце коридора, за дверью с облупленной табличкой’КАДРЫ'. Я зашёл внутрь, оглядываясь, приметил на стене календарь за 2003 год с козлом и подписью «Новый год — новые достижения!». Видимо, новых достижений с тех пор не случилось, хотя уже идёт-гудёт 2005-й вовсю.

За столом сидела наша кадровичка. Лет тридцать пять, волосы в пучке, губы накрашены мазками, с запасом на неделю, взгляд усталый, но цепкий. Она заполняла какие-то бланки, нервно постукивая алым ногтем по бумаге.

Я постучал в дверной косяк.

— Ой, только не говорите, что вам опять нужен обходной лист! — сразу выпалила она, не поднимая головы.

— А если скажу, что нет?

Она вздохнула, наконец подняла глаза и улыбнулась.

— Ну тогда садитесь. Хотя лучше сразу говорите, что вам надо, чтобы я сразу сказала «некогда».

Я приметил у окна стул, взял его и сел напротив кадровички.

— Нужно оформить запрос на начальника милиции, нам нужны люди на общественные работы.

Она приподняла брови, явно не ожидая такой просьбы.

— Ну это только с разрешения Натана Леонидовича, за его визой…

— Само собой, ты сделай документ, я подпишу у него. Вот, — я положил перед ней