теряя времени, он надел пальто, котелок и вышел из дома. Дорога не заняла больше четверти часа, и о появлении посетителя возвестил дверной колокольчик ломбарда.

– Чего изволите? – справился благообразного вида приказчик с бритым подбородком и нафиксатуаренными усами.

Клим молча протянул билет и спросил:

– Могу ли я выкупить эту вещь?

– К сожалению, это невозможно.

– Отчего же?

– Поклажедатель – господин Несчастливцев – скончался, как было указано в газете «Северный Кавказ», и в полиции нам выдали удостоверительную надпись о его смерти. Согласно нашему уставу, по происшествии двух дней со дня смерти поклажедателя мы имеем право выставить принадлежащую ему вещь на продажу, что мы и сделали. Всего несколько часов назад её приобрели.

– Жаль, а я надеялся поучаствовать в торгах.

Приказчик покачал головой.

– А на какой срок покойный заложил клипсу?

– Эти сведения носят доверительный характер, но поскольку музыкант умер, то я сделаю вам одолжение и отвечу: на сорок два дня.

– Большой срок.

– Такова была его воля. Но позвольте узнать, сударь, откуда у вас билет на этот зажим для банкнот?

– Я купил книги покойного, и в одной из них лежала эта бумажка.

– Могу ли я ещё чем-нибудь вам помочь?

– А кто же стал счастливым обладателем этой штуковины?

– Простите, но я не имею права раскрывать эти сведения посторонним, за исключением полиции или суда, да и то сугубо по их письменному постановлению.

– И на том спасибо! – выговорил Клим и покинул ломбард. До самого дома у него в голове вертелся один и тот же вопрос: «Связан ли покупатель золотой скрипки-клипсы со смертью Несчастливцева?»

Глава 8

Улики

I

Едва стрелки часов в гостиной Ардашевых показали десять, как к воротам дома прикатила пароконная коляска богатого грека. Клим вышел навстречу гостю. В руках он держал всё ту же картонную коробку с пожитками покойного скрипача.

– Доброе утро, Николай Христофорович! Едем к Славину?

– Рад вас видеть, Клим Пантелеевич! Хотелось бы узнать о ваших открытиях.

– Вы не будете против, если я, дабы не повторяться, поведаю о них в присутствии судебного следователя?

– Что ж, потерплю. А зачем вы взяли с собой коробку с вещами Несчастливцева?

– Хочу показать их следователю. Оставил себе только «Путеводитель РОПиТа».

– Тогда прошу вас в экипаж.

Дорога до окружного суда заняла пять минут. Камеры трёх судебных следователей находились именно в этом здании.

Славин что-то писал, когда постучали в дверь.

– Да-да, прошу, – вымолвил он.

– Николай Васильевич, я не один, а с Климом Пантелеевичем. У него есть важные новости, – не давая опомнится следователю, скороговоркой выговорил купец и протянул две бумаги. – А документы я вам возвращаю, как и условились.

– Что ж, проходите, садитесь… Ардашев? – снимая очки, недовольно пробурчал чиновник. – Давненько о вас не слыхал. Чем удивите на этот раз?

– Здравствуйте, Николай Васильевич. Я с полной ответственностью заявляю, что скрипач театрального оркестра Роман Харитонович Несчастливцев не совершал суицид, а был отравлен неизвестным лицом, оказавшимся у него в комнате за день до премьеры оперы.

– О как! – усмехнулся Славин. – Слыхали, Николай Христофорович? Господин студент умнее прозектора, пристава, следователя и доктора, вместе взятых. Как вам начало? Ну-ну, продолжайте… И что там за коробку вы мне принесли?.. Да, и не забудьте пояснить, на чём основаны ваши утверждения. Голословным выводам – грош цена. И прошу говорить кратко и по существу. У меня очень мало времени. Я, знаете ли, не любитель фантазейных новелл.

Поставив коробку на пол, Клим принялся пояснять:

– Первое подозрение о том, что смерть скрипача – это смертоубийство, появилось у меня вчера, когда мы с Николаем Христофоровичем открыли скрипку покойного. Смычок в кофре лежал конским волосом вниз, касаясь бархатной обивки. Нам известно, что Несчастливцев очень ревностно относился к правильному хранению смычка и даже ругал сына Николая Христофоровича за подобную небрежность. Из расспросов хозяйки домовладения нам стало ясно, что после смерти музыканта никто не вынимал из футляра ни сам инструмент, ни смычок. Более того, кофр был опечатан полицией. Тогда возникает вопрос: кто неверно положил смычок? Скорее всего, тот, кто перед уходом убрал комнату, уничтожив и унеся с собой все следы своего визита. Получается, что Несчастливцев в тот поздний вечер спокойно музицировал, когда вдруг раздался стук в окно. Он выглянул и, отложив в сторону скрипку и смычок, направился открывать дверь. Позже инструмент убрали в чехол уже без него.

– Если вы утверждаете, что гость стучал в окно поздним вечером, то как он мог добраться до стекла при закрытых ставнях? Сейчас ведь рано темнеет, – с язвительной улыбкой спросил чиновник.

– Как сообщила хозяйка, муж был пьян и оставил ставни открытыми.

– Допустим. И это всё?

– Нет. Теперь перейдём к так называемой предсмертной записке. На ней имеется всего три слова: «Я вор. Простите». Я исследовал текст под сильной лупой и не нашёл следов зазубрин пера, оставленных чернилами. Об этом говорят края надписи. Они идеальные, а значит, перо новое, чего не скажешь о том, что находилось в комнате покойного. Последнее настолько изношено, что оставляет следы кривых выбоин, видимых даже невооружённым глазом. Можете сами в этом убедиться, – Ардашев вынул из картонной коробки ручку и положил на стол следователя. – А теперь перейдём к чернилам. Те, что стояли на столе в комнате покойного, – дешёвые анилиновые. Они значительно бледнее других, коими написан текст предсмертного послания. Достаточно сравнить с моим написанием тех же самых слов. – Ардашев передал следователю лист бумаги. – Разница, как видите, очевидна.

– Почему вы уверены, что это именно анилиновые чернила, а не кампешевые?

– Потому что анилиновые бледные и быстро выгорают на солнце. Из-за этого в некоторых европейских странах их использование для подписания документов запрещено. А кампешевые имеют пурпурно-фиолетовый цвет, потому что приготавливаются с прибавлением металлических солей.

– Всё это слова, а где доказательства?

Клим вынул из сюртука два свёрнутых листа и, передав их следователю, изрёк:

– Это химическое исследование чернил из комнаты покойного. Оно подтверждает, что в его чернильнице были налиты анилиновые чернила, а не кампешевые.

– Кто написал это заключение?

– Я.

– Вот так реприманд! И на чём же основано это заключение?

– Как я уже сказал, кампешевые чернила содержат металлические соли. Я, как вы видели, написал на бумаге всё те же три слова, но уже кампешевыми чернилами. Потом взял стеклянную палочку, окунул её кончик в трёхпроцентную щавелевую кислоту, которая разлагает в чернилах соли железа, оставляя красящее вещество в первоначальном виде, и прикоснулся к тексту. Дальше в ход пошёл десятипроцентный раствор соляной кислоты. Она