волны о стальной корпус застывшего у причала товаро-пассажирского парохода «Рюрик», построенного в Англии всего десять лет назад. Две мачты и длинный бушприт позволяли судну ходить под парусами в случае отказа паровой машины. Свистели лебёдки кранов, и слышался стук каблуков грузчиков, сбегавших по трапу за новой партией багажа. Матрос в форме РОПиТа размахивал руками, ругаясь с артельщиками, заносившими огромные ящики в трюм.

Клим, облачённый в чёрный котелок и пальто, стоял на пристани и беззаботно курил, поглядывая по сторонам. Левой рукой он поигрывал шарообразным набалдашником бамбуковой трости, выполненным из слоновой кости. Большой рыжий чемодан, перетянутый ремнями, точно вышколенный сенбернар, покоился у левой ноги вояжёра, вынуждая носильщиков то и дело справляться, «не надо ли барину пособить с ношей»… Молодой статный красавец с тонкой ниткой усов и бритым подбородком заставлял дамские шляпки то и дело поворачиваться в его сторону. Это относилось и к тем особам, кои шествовали под руку с верными спутниками жизни.

– А вы, как я вижу, всё никак не избавитесь от пагубной привычки травить лёгкие табачной нечистью, – послышался за спиной чей-то голос.

Ардашев повернулся и от удивления замер. Перед ним стоял Благонравов.

– Ферапонт? – тихо вымолвил он. – Вы ли это?

– Разве сильно за год изменился?

– Господи, друг мой, что же вы с собой сделали? Исхудали, морщины появились, лицо пожелтело, мешки под глазами, и взгляд потускнел. Седые волосы в бороде пробиваются. Уж не заболели, часом?

– Нет-нет, – мотнул головой иеродиакон[35] и выговорил горько, – я-то здоров, а вот общество занедужило. Как вы помните, я помогаю отцу Александру служить в храме Святых Петра и Павла, что при тюремном замке. С арестантами ежедневно беседую, к Господу стараюсь грешников приблизить, только не всегда у меня это получается. Один убийца, в исправление которого я уже поверил, задушил полотенцем стражника и сбежал, но полицейские его выследили и застрелили, когда он лакомился куриной ножкой в Обжорном ряду на Нижнем базаре… Стало быть, не вышло у меня его душу спасти. После этого я решил молиться за каждого ставропольского сидельца. Список себе составил поимённый. Всех включил. И даже женщин. От этого на сон остаётся только три часа…

Клим бросил окурок, вздохнул и сказал:

– Неужели вы не понимаете, что человечество не исправить? Мир вокруг нас меняется, а люди остаются теми же, что и тысячелетия назад. Как раньше, так и теперь ими правят сладострастие, зависть, злоба, алчность, похоть… Ну не мне же вам перечислять все семь смертных грехов? Такова человеческая натура, природа нас такими создала. Её не переделать. Возможно, люди научатся жить на других планетах, но и там будут убивать друг друга и грабить. Деньги, вероятно, обретут иную форму, но желание иметь их больше, чем у соседа останется. Пороки, как и добродетель, одинаково присущи человеческой сущности, ведь борьба Господа и дьявола никогда не закончится, потому что если бы Добро победило Зло, то на свете остались бы одни праведники. И наоборот. А мир состоит из противоположных начал, которые, будучи едиными по своей природе, находятся в борьбе и противоречат друг другу. Старик Гегель назвал это единством и борьбой противоположностей (как, например, зима и лето, день и ночь, тепло и холод, старость и молодость…). Это же закон диалектики!

Чёрная бородавка, примостившаяся, точно муха, на правой стороне кончика носа диакона, вдруг вздрогнула, и Ферапонт произнёс:

– Если следовать вашей логике, то и Христос напрасно взял на себя грехи наши и взошёл на Голгофу, так?

Ардашев улыбнулся, вспомнив, что всегда, когда его друг нервничал, эта маленькая бородавка начинала подёргиваться, махая крыльями, и превращаться в муху, а когда он был спокоен, то она совсем не бросалась в глаза. Вдруг раздался первый гудок парохода, и Клим спросил:

– Простите, отец Ферапонт, но что вы здесь делаете? И отчего у вас за спиной сак? Уж не собрались ли вы присоединиться к паломникам и посетить храм Гроба Господня?

– Нет, к сожалению. Святые места увидеть не удастся, пришлось взять билет на прямую линию в Александрию, а не на круговую. Этот пароход заходит только в четыре порта, чтобы запастись углём и водой, потому на нём ни в Афон, ни в Палестину не попадёшь, только в Египет. Меня отправили в Страну фараонов помогать тамошним православным священникам проводить таинства и совершать службы в храме Святого Николая в Каире.

– Что? – протянул Клим, и его рот от удивления стал круглым.

– Ага, – подтвердил тот, – по паломнической книжке еду в самом нижнем трюме, где нет иллюминаторов. Ну да мне всё равно. Лишь бы кипяток давали да хлебную корку. Я молиться буду, Ветхий и Новый Завет перечитывать, – простодушно выговорил Благонравов. – Мне отец Афанасий поспешествовал. Обратился к нашему владыке, а тот к санкт-петербургскому митрополиту, который ведает назначением на службу в заграничные храмы, чтобы меня куда-нибудь назначили, где место есть. Говорит, что иначе я долго не протяну в тюремном замке и скоро загнусь. Вот в Каир меня и послали. Я отнекивался, но вы же знаете настоятеля Успенского храма. Он когда от вашего батюшки является, то тотчас начинает новые идеи высказывать. Сразу видно – кизиловая настойка подействовала… А вы что ж, были в Ставрополе и ко мне не заглянули? А я всё ждал вас, – грустно вымолвил иеродиакон.

– Так вышло, – опустил глаза Клим, вспомнив, что в прошлом году, когда он навещал Ферапонта перед поездкой в Ростов-на-Дону, тот после принятия монашеского пострига всё больше безмолвствовал. И когда паутина молчания, разделявшая друзей, стала невыносимой, Ардашев простился. Но, покидая стены ставропольского узилища, он никак не мог забыть глаза Ферапонта. В них читалась та самая грусть, которая бывает во взоре безнадёжно больного человека, смотрящего вслед уходящему от него здоровому родственнику. – Да и занят был, – неуверенно вымолвил Клим, – пытался раскрыть убийство Несчастливцева.

– Скрипача? Того, который одно время замещал регента Казанского собора?

– Да, считается, что он мог совершить кражу эскиза Леонардо да Винчи «Мученичество святого Себастьяна». Кстати, что это за легенда?

– Почему же «легенда»? – пробурчал Ферапонт. – Это и в самом деле было. Себастьян возглавлял преторианскую гвардию при императорах Диоклетиане и Максимиане, являясь, по сути, главным телохранителем. И в то же время он тайно исповедовал христианство. Об этом стало известно, когда его друзей, братьев Марка и Маркеллина, приговорили к казни за их веру. Родственники уже почти уговорили последних отречься от христианства, но тут явился Себастьян и убедил их не делать этого. После чего у Себастьяна открылись удивительные способности исцелять людей и затем обращать их в