В Японии: Саппоро, Фудзи, Сибуя, Нагоя, Киото, Хиросима, Кумамото.

В США: Нью-Йорк.

В Германии: Бонн, Мюнхен».

— Ну просто какая-то Организация Объединенных Наций, а не секта! — проворчал Марк. — Такие все хорошие места, чего их к нам потянуло?

— В хороших местах меньше людей дурью мается. Они там благосостояние цементируют, работают. А у нас все никак толку нет! Вот смотри…

На экране высветился очередной кусок текста:

«В России: Москва (Петровка, Звездный бульвар, Петрозаводская)».

— По сравнению с Японией негусто, — заметил Марк.

— Так-то оно так, да только в стране восходящей иены сектантов тысяч десять, а у нас — больше тридцати тысяч,

— Здорово!

— Это что! Сколько бы ни было тысяч молящихся, если есть нарушения наших законов — закрыли бы, к чертовой матери. И, судя по тому, что рассказывают люди, секта нехорошая. Но… Не то что закрыть, войти без разрешения их руководства не имеем права.

— Отчего же так?

— Оттого, дорогой, что эти япошки первым делом, как приехали, с гостинцами и предложениями взаимовыгодного сотрудничества поперлись не к патриарху всея Руси, а к председателю Экспертного совета при Президенте Олегу Лоеву. И просили помощи не для монастыря, а для создания Японо-российского университета. За деньги или по доброте душевной Лоев им помог. Вот на базе этого самого университета хитрые японские попы и пристроились здесь. Да еще как! Целый пакет лицензий получили в Министерстве информации и печати. На издательскую деятельность, на выпуск телепередачи «Святые небеса». Радиостанции «Маяк» за предоставление эфира отбашляли два миллиона долларов.

— Этак они у православной церкви всю паству оттяпают!

— Не всю, а только тех, кто помоложе да побогаче. Главная их опасность в том, что в первую очередь охмуряют молодежь. Если бы не перестройка с ломанием «железного занавеса», можно было бы сказать, что имеет место особо изощренная диверсия против будущего страны!

— Хорошо выражаешься, Олег, как замполит.

— А что мне остается? — слегка обиделся Величко. — Сами мне этих христиан узкоглазых навязали, потом сами же руки связывают! Ничего не изменилось в нашей стране после Ильича Второго, ничего! Только слова другие. Стоило Лоеву обронить где-то между делом, что ему не очень нравится слишком пристальное внимание прокуратуры к секте «Путь истины», что у прокуратуры Москвы есть дела поважнее, — и все. Сказали: Олежек, не форсируй, мы теперь веротерпимые.

— Мне, честно говоря, странно слышать такие слова, Олег. Может, это и некрасиво, но у нас принято радоваться, когда дело само собой с плеч сваливается.

— Дело делу рознь. К тому же дела как такового еще нет, но я к нему почти подобрался. К тому же, если использовать твою лексику, может, это и высокопарно, но за державу обидно. Ты знаешь, за что наши недоумки выкладывают свои и родительские кровные? Нет, так посмотри.

Марк послушно направил взгляд на экран.

«Прейскурант товаров и услуг, которые предлагает верующим мирянам религиозное объединение «Путь истины».

Чудотворный пруд — бутылка воды (200 г) из ванны, в которой совершал омовение учитель Като, — 200 долларов.

Шактипат — перекачка «высокого духа» от старшего члена секты к младшему: младший неофит дотрагивается до лба старшего члена секты, забирая у того энергию духа, — 500 долларов.

Значок секты «Путь истины» — 500 долларов.

Озарение — внутривенная инъекция неустановленного препарата, по всей вероятности химического происхождения, — 500 долларов.

Астральная телепортация — сектант «подключается» к одной из волн, которые якобы испускает учитель, — 1000 долларов.

Посвящение кровью — ритуал, при котором пьют кровь учителя Като, последняя ступень перед Просветлением, — 2000 долларов».

— Видал? — спросил Олег.

— Хорошо хоть мочу учителя пить не заставляют! — мрачно заметил Марк. — А если серьезно, то такую лавочку, конечно, надо закрывать с полной конфискацией.

— Надо, только как? У меня есть несколько заявлений от родителей, от которых дети ушли в секту. Они их встречали иногда в отдаленных районах, те просили подаяние. Особо дотошные сумели даже выяснить, где их чада ночуют и молятся. Вот я и хотел у Александра Борисыча под шумок ордер на обыск выбить. Мне бы туда только проникнуть! Уверен: есть там что-то нечистое и, скорее всего, незаконное. Главное, первый кордон преодолеть. Если найдем что-то, Лоев их прикрывать не станет, наоборот, позаботится, чтобы его самого прикрыли. Да нам он и не нужен пока…

— В старых толстых книжках про нас написали бы: их свела судьба. Но господина Турецкого нет. Обидно, как будто перед самым загсом жених удрал!..

— Ну тебя с твоим привозным юмором!

— Как вы сказали?

— От слова «Привоз».

Марк улыбнулся, но вопрос задал по делу.

— А кроме Турецкого нет у тебя в этом деле союзников?

— Есть Меркулов Константин Дмитриевич, друг Александра Борисыча…

— Тоже следователь?

— В славном прошлом. А теперь заместитель генерального прокурора.

— Хороший друг!

— Твоя ирония неуместна, — нахмурился Величко. — Они вместе «важняками» в горпрокуратуре у нас лямку тянули.

— Это не ирония, а констатация факта. Я же не виноват, что у меня дикция как у Попандопулы!

— Ладно. Насчет полученной информации Меркулову позвонить предлагаешь?

— Почему нет?

— Да он последние пару месяцев болеет, на службу не ходит, а домой звонить как-то неудобно.

— Он только Турецкому друг или ты с ним тоже знаком?

— Встречались.

— Тогда звони. Ты не прибавку к жалованью будешь просить, а по неотложному делу.

Олег кивнул, потянулся рукой к телефонной трубке, и в эту минуту аппарат, словно упреждая следователя, затрезвонил резко, совсем немузыкально, как новые импортные телефоны.

Олег поднял трубку, коротко бросил в микрофон:

— Величко.

Затем пару минут молча слушал. По мере поступления информации лицо его оживлялось. Перед тем как бросить трубку на рычаг, сказал:

— Давай проводи сюда!

Взглянул на Марка, сообщил:

— На ловца и зверь бежит!

— Меркулова — невозмутимо спросил Марк.

— Тю на тебя!..

В этот момент в дверь постучали.

— Входите! — пригласил Величко.

4

В кабинет вошла девушка, одетая дорого и со вкусом. Правда, впечатление было такое, что одежда на ней с чужого плеча, размера на полтора больше. Впрочем, присмотревшись, Марк понял, что девушка просто отощала до такой степени, что узкие голубые джинсы болтались на ней как на вешалке. По тонкому, бескровному лицу девушке можно было дать не больше семнадцати лет, но, посмотрев в глаза, сделать поправку — лет восемь.