Я всего лишь очередная проходная телка, которую он захотел. Получит и тут же потеряет интерес. Обещаю себе, что это был первый и последний поцелуй. Да, целуется он крышесносно, но это не повод портить свою репутацию. Я не сплю с мажорами ради их удовольствия. Хотя уверена, что удовольствие будет острым и взаимным, но на продолжение не пойду.

Трогаю губы, которые все еще горят. Нахожу зеркало в телефоне. Он меня жрал, а не целовал. Как скрыть этот отек?

Захожу в комнату. Ника у себя. Бросив рюкзак у двери, ныряю в уборную. Холодные примочки не помогают. Чем больше вожусь с губами, тем сильнее они краснеют. На глаза попадается силиконовая вакуумная баночка для антицеллюлитного массажа, нам ее во время какой-то акции втюхали в супермаркете.

Хуже уже не будет. Присасываю губы и выхожу в кухню.

— Блин, напугала, — дергается подруга. — Не слышала, когда ты пришла. Что ты делаешь? — замечая на моих губах «присоску».

Отрываю ее с хлопком от своих губ.

— Видела в тик-токе, — кручу банку в руке. — Увеличение губ без уколов, — смеюсь наигранно. — Проверила на практике, ну как?

— Красные и опухшие, — смеется подруга, наливая масло в разогретую сковороду. — Когда ты стала верить всему тому бреду, что снимают недоблогеры?

— Теперь мы можем снять свое видео, сообщить, что проверили на практике и так делать не стоит, — перевожу все в шутку. Успокаиваюсь, что Ника поверила.

— Да нет, нормальная идея. Губы у тебя красивее стали, словно накрашенные, припухшие. Дай, я тоже попробую, — тянет руку за баночкой.

— Может не надо, Ника? У тебя кожа нежная, вдруг посинеют? — подруга не слушается, обирает у меня баночку. Присасывает ее к губам. Макает хлеб во взбитые яйца, кладет на сковородку, а я думаю, как убрать банку с ее губ.

— Ника, ко мне Ян подходил, — резко оборачивается, хочет спросить, но вспоминает про банку. Жестами спрашивает: Что он хотел? Но я делаю вид, что не понимаю.

— Что он хотел? — озвучивает вопрос.

— Он не сказал, — подносит опять эту банку к губам, опережая ее действия добавляю. — Зато озвучил Демьян, я с ним позже столкнулась, — не вдаваясь в подробности.

— А этому что нужно? — убирает банку в сторону. Наконец-то.

— Потребовал, чтобы ты была на гонках, иначе твой сводный брат натворит бед.

— Ты пойдешь со мной? — сникает как-то сразу Ника. Отворачивается к сковороде, переворачивает гренки. Не хочу туда идти, не хочу видеть Демьяна, но я дала Нике обещание.

— Да… — не догадываясь, что меня ждет этой ночью…

Глава 14

Раяна

Одеваем теплые толстовки. Моя дешевая, местами на ткани образовались катышки, у Ники брендовая, крутая. У нее их две разной расцветки. Я не скрываю восхищения, помогая ей выбрать.

Вторую она решила подарить мне, я категорически отказалась. Мы чуть не поругались. Сбегая от сводного брата, Ника прихватила с собой не так много вещей, а вернуться за ними пока нет возможности. Подруга переживает, что сейчас мы живем на средства, которые зарабатываю я, пытается отблагодарить.

— Ника, ты мне ничего не должна. Если не хочешь меня обидеть, больше так не делай, — прошу ее, когда мы идем в коридор за куртками.

— Яна, у меня много одежды. Нужно только съездить домой и забрать вещи, — я не знаю, почему она за все это время не съездила к родителям и не нажаловалась на сводного братца. Убеждаюсь, что Ян ее чем-то шантажирует.

Вечерами холодно. На улице опять моросит дождь. Я не специалист в гонках, но даже я понимаю, что мокрая трасса — дополнительный риск. Ян ждет нас возле общежития. На нем черная кожаная куртка, джинсы с прорезями на коленях. Присев на капот, стоит и курит. Мелкий дождь посеребрил каплями темный волос, но он будто не замечает холода и влаги.

Мы экономим каждую копейку, в противном случае предпочли бы поехать на такси. Хотя, нам бы все равно пришлось ехать с Яном, место гонки держится в секрете.

— Вера… Ника в машину, ты обратно в общагу, — выдохнув сизую струйку дыма, произносит Ян. Он исправляется. Ему зачем-то нужно присутствие Ники на гонках, не время ее дразнить.

— Она поедет со мной, — заступается за меня подруга, скрещивая руки на груди. Ян не спешит отвечать, делает еще одну глубокую затяжку, медленно выдыхая. Он напоминает затаившегося хищника, вроде спокоен, но в любой момент может сорваться.

— Нет, — категорично отрезая, подходит и открывает перед сестрой переднюю дверь. Ника ведет с ним бой взглядов. Между ними, словно шаровая молния гуляет, неизвестно, кто выиграет это сражение. Ян сильнее, но Ника упертая, не сдается.

— Тогда я тоже не еду, — подруга разворачивается и возвращается в общежитие.

— Я могу заставить, — летит ей в спину.

— Заставь, — чуть обернувшись ухмыляется она. Это вызов и еще до того, как Ян заговорит, я знаю, что сегодня победа за Никой. Выбросив окурок в траву, он подходит и убирает переднее пассажирское сидение, приглашая меня кивком занять место сзади. Злится, желваки играют на четко очерченных скулах. Не привык сдаваться.

Мне хочется спросить у Ники, почему так важно ее присутствие на гонках, но я запрещаю себе лезть к ней в душу. Захочет сама расскажет. Меня давно отучили совать нос в чужие дела. Жестокий урок усвоила на всю жизнь.

Ника садится на переднее сидение. Заметно, что ее присутствие его успокаивает. Странно это, будто хищника посадили на поводок и дали любимую кость. Только на меня кидает раздраженные взгляды, когда мы сталкиваемся ими в зеркале дальнего вида. Я причина его злости.

Пока мы едем, я вспоминаю, как за один вечер меня отучили интересоваться чужими проблемами. Первой моей подружкой в интернате была Майя. Невысокая чуть пухловатая девочка с большими голубыми глазами. Она показалась мне хорошей и искренней. Уже позже я замечала в Майе не только доброе отношение. Стали все чаще проявляться такие качества, как корысть, зависть. С ней было легче переживать тяготы интернатской жизни, наша «дружба» была выгодна нам обеим.

Как-то вечером она пропала. Я волновалась, искала ее, не привлекая внимания воспитателей. Нашла в женском туалете, в который заглянула уже раз десть. Она застирывала нижнее белье и плакала. Сначала я думала, что кровь на белье связана с критическими днями. Майя не успокаивалась, тогда я поняла, что произошла беда.

— Кто? — спросила я.

— Пашка Одинцов, — всхлипывая и утирая тыльной стороной ладони слезы.

До сих пор жалею, что вмешалась. Пошла и рассказала воспитательнице. В свои четырнадцать я все еще оставалась идеалисткой, верила, что существует справедливость.

Мне