Интересно отметить, что согласно справке комбрига Голушкевича, «наша авиация не летала, ввиду нелетной погоды. Противник же все время посылал для разведки один самолет, летавший с большим искусством в условиях высоты и потолка не более двухсот метров»[13].

Скорее всего, те три самолета, что видели отступавшие финны, были всего-навсего одной крылатой машиной ВВС Финляндии, трижды пролетевшей над ними и узнавшей в них своих.

Ну а тем временем вследствие отхода арьергарда противника с южного берега все подступы к линии Маннергейма у Тайпале оказались в руках советских войск. Следующим их шагом было форсирование реки…

Несмотря на то что окончательная подготовка к форсированию реки не была завершена, в 10 часов утра (лишь рассвело) началась предшествующая переправе артиллерийская подготовка.

Как и было задумано накануне, переправу штурмовых групп решили осуществлять в трех, наиболее узких местах реки — на южной оконечности Коуккуниеми (19-й стрелковый полк), на изгибе реки напротив «Алказара» (222-й стрелковый полк) и в районе, где у финнов функционировала паромная переправа (15-й стрелковый полк). Бессонная ночь дала свои результаты. За день до операции саперы подогнали по Вийс-йоки, являющейся притоком Тайпалеен-йоки, надувные резиновые лодки и плоты. У подразделений Красной армии все было готово к переброске десанта, который должен был обеспечить защиту двух понтонных батальонов во время их работы по наведению мостов.

В узкие бойницы четырех пулеметных казематов финские солдаты с напряжением всматривались в подготовительные действия противника. И когда чернеющие фигурки солдат противника потянулись к реке, словно муравьи неся с собой понтонное оборудование, пальцы обороняющихся легли на ручки пулеметов.

После четырехчасового артиллерийского обстрела левого берега красноармейцы ринулись в лодки. Течение сразу подхватило их и понесло к Ладоге, прямо вдоль финских пулеметных позиций. Когда до противоположной стороны реки оставалось не более пятидесяти метров, противник открыл огонь. Пули вспороли беспокойную поверхность воды и, очертя полукруг, стали приближаться к плывущим. Сначала первая лодка как будто споткнувшись, ткнулась носом в воду, опрокинув весь находящийся в ней личный состав, затем пули вспороли борт второй, полоснув по сидящим и не успевшим никак на это среагировать красноармейцам, а затем пошло и пошло… Резиновые лодки словно воздушные шары лопались от попавших в них пуль и отправляли в обжигающе ледяную воду группу за группой советских солдат. С каждой минутой потери переправляющихся росли в геометрической прогрессии. Шинели и тяжелое обмундирование оказавшихся в воде людей мгновенно тянули их на дно, не оставляя шанса выжить даже если бы по ним не стреляли. Пытающихся выплыть, матерящихся, кричащих в воде солдат безжалостно косили финские пулеметчики — с высокого и обрывистого северного берега реки им было все видно, как на полигоне. За какие-то полчаса на дно отправились десятки красноармейцев. А те, кому удалось достичь противоположного берега, стуча зубами от холода и страха, вжались в мерзлую глинистую землю.

Тем не менее с холмов Метсяпиртти, где располагался штаб группы войск, создалось впечатление, что на том берегу уже показались первые бойцы штурмовых групп, и в дело можно пускать понтонеров. Командиры полков всего через 20–25 пять минут после начала операции уже бодро докладывали об успехе. Достаточно было бросить взгляд на карту, чтобы решить, что самым удобным местом для наведения наплавного моста было местоположение финского парома. Место узкое, подходы к реке удобные с обеих сторон, подъезд транспорта не затруднен. И плацдарм на том берегу, по мнению командующего 7-й армией, уже был создан. Не поставив в известность Грендаля, Яковлев отдал приказ о направлении к месту парома понтонеров для наведения моста.

Задача была поставлена 7-му отдельному понтонному батальону, который бодро подтянулся к реке навстречу своему уничтожению. Когда первые машины уже выезжали на берег, за лесом на той стороне реки глухо ухнули артиллерийские выстрелы, и прибрежный откос накрыли снаряды. Затем разрывы достигли колонны автомобилей, кося находившихся рядом людей. Спасаясь от неожиданного обстрела, бойцы сломя голову бросились врассыпную, ныряя под машины, в кусты и придорожные канавы. Осколки с металлическим лязгом дырявили металл грузовиков и понтонов. Те, кто в числе передовых экипажей оказался у реки, были взяты на мушку финских пулеметов. Пули с визгом полоснули по людям, швырнув их в прибрежную темную воду. Успевшие залечь в безопасных местах понтонеры, стиснув зубы, наблюдали, как их брошенные грузовики с оборудованием один за другим разрывало в клочья, оставляя на дороге горящие остовы в лохмотьях покореженного металла. Сброшенное же в реку, но так и задействованное оборудование уже спасти не удалось. Течение неторопливо развернуло три изрешеченных понтона и утянуло на дно.

Только ночью, когда обстрел прекратился, уцелевшие и поврежденные машины с пробитыми шинами, на ободах, развезли по придорожным укрытиям… В дальнейшем вследствие людских и материальных потерь седьмой понтонный батальон мог служить только в качестве дополнения к более удачливому шестому…

Видя бесполезность усилий и значительное число убитых и раненых, в шесть часов вечера переправу прекратили. В это время напротив парома, прямо через реку от пытавшихся навести переправу саперов, у «леса Пярсинена», осталось до роты красноармейцев из 15-го полка 49-й дивизии, которых миновала смерть во время форсирования реки. Выпрыгнув из лодок с уже изрядным количеством раненых, они буквально вгрызлись в обрывистый северный берег, сосредоточившись в «мертвых» зонах, куда не достигал огонь финских пулеметов. Дальнейшее продвижение в первую очередь сталкивалось с препятствием именно природного характера — высоким берегом реки. Любая попытка взобраться на гребень обрывистого откоса пресекалась прицельным огнем противника. Переправлять в этом месте следующие подразделения красной пехоты было равносильно преднамеренному самоубийству. Через некоторое время финны начали контратаку и в течение последующих двух дней все бойцы из 15-го полка в районе парома были сброшены в реку. На тех же лодках, на которых они сюда переправились, красноармейцы вернулись обратно на свой берег. Обстрел с финской стороны не прекращался, и поэтому некоторым из бойцов завершающие метры реки приходилось преодолевать вплавь, превозмогая боль от холода в коченеющем теле. Те, кто сопротивлялся финской контратаке, проявляли чудеса находчивости и героизма, но видя бесперспективность дальнейших прорывов, откатывались на правый берег.