Несколько лет назад я пришла на урок к суфийскому учителю пения, и он сказал мне, что отсутствие музыкального слуха – это миф. «Пение – это на 90 процентов слушание. Вам просто надо научиться слушать». Если вы слушаете правильно, всем телом, то оно наполняется музыкой до краев – и стоит вам открыть рот, как она автоматически начинает литься из вас. Несколько недель спустя я впервые в жизни спела в унисон с подругой – и на меня снизошло озарение. Мой собственный голос пропал, и наши два голоса слились воедино.

Писательство – это тоже на 90 процентов слушание. Вы должны настолько глубоко вслушиваться в окружающий вас космос, чтобы наполнить им себя, а когда вы начнете писать, он прольется из вас на бумагу. Если вы сумеете ухватить эту окружающую реальность, вашему тексту больше ничего не понадобится. Вы должны слушать не только человека, сидящего за столом напротив вас, но одновременно с этим воздух, стул, дверь. Выйти за дверь. Впитать в себя звуки времени года, звуки красок и оттенков всего, что вы видите из окна. Прислушиваться к прошлому, будущему и настоящему того места, где вы находитесь. Слушать собственное тело – не просто ушами, но руками, лицом, затылком.

Слушание – это восприятие, впитывание. Чем более чутко вы способны слушать, тем лучше будете писать. Вы принимаете все вокруг как есть, не судя и не оценивая, и днем позже сможете написать правду о том, что вас окружало. Джек Керуак в своем перечне писательских правил сказал: «Будьте покорны всему, открывайтесь и слушайте». А еще он сказал: «У нас нет времени на поэзию – только на жизнь, как она есть». Если вы сумеете описывать все как есть, вам не нужна будет никакая иная поэзия.

Ребе Залман Шахтер однажды рассказал группе людей в Lama Foundation, что, когда он учился в раввинской школе, ученикам не разрешалось делать записи. Они должны были просто слушать – предполагалось, что, прослушав лекцию, они запоминали ее содержание. Идея была в том, что мы способны запомнить все. Мы сами выбираем отбрасывать многое и обучаем этому свой разум.

Я часто прошу учеников «вспомнить» то, что было перед этим прочитано или прослушано на занятии: «Как можно ближе к тексту повторите что-то, что произвело на вас наибольшее впечатление. Не отстраняйтесь, сказав: "Мне понравилось, как она рассказывала о ферме". Точно воспроизведите подробности: "Стоя посреди поля, я чувствовала себя более одинокой, чем ворона"». Такое глубокое, безоценочное вслушивание не только помогает быть более открытым и восприимчивым, но пробуждает в вас собственные истории и образы. Слушая мир вокруг в подобном ключе, вы становитесь ясным зеркалом, отражающим реальность – вашу и ту, что вокруг вас.

В общем, если вы хотите стать хорошим писателем, вам потребуются три вещи: много читать, внимательно и глубоко слушать и много писать. А вот думать слишком много не стоит. Просто войдите в гущу слов, звуков, разноцветных ощущений – и не мешайте ручке двигаться по бумаге.

Если вы читаете хорошие книги, то и из-под вашего пера будут выходить хорошие книги. Ну, возможно, это все не настолько просто, однако если вы хотите чему-то научиться, обращайтесь к первоисточнику. Басё, великий мастер хокку XVII века, сказал: «Если хотите узнать, что такое дерево, идите к дереву». Если вы хотите познать поэзию, читайте ее, слушайте ее. Дайте ее узорам и формам запечатлеться в вас. Не отстраняйтесь – не подвергайте стихи логическому анализу. Войдите в море поэзии всем телом. Знаменитый учитель дзен Доген сказал: «Блуждая в тумане, вы промокнете». Поэтому просто слушайте, читайте и пишите. Постепенно, шаг за шагом вы приблизитесь к тому, что должны сказать, и сумеете выразить это своим неповторимым голосом.

Наберитесь терпения и ни о чем не волнуйтесь. Просто пойте и пишите в такт мелодии.

Вслушиваясь в текст, наблюдайте. Вы заметите, что кое-где ваши мысли отлучаются побродить. Иногда мы описываем это словами вроде: «Не знаю, для меня это, видимо, слишком заумно», – или: «Тут столько описаний, что я не могу за ними уследить». Проблема часто кроется не в читателе, а в самом тексте.

В этих местах писатель изменяет самому себе, увлекается игрой собственного разума и забывает, куда вел повествование.

Например, он описывает сцену в ресторане – но тут все его внимание занимает муха, ползающая по салфетке, и он начинает в мельчайших подробностях описывать ее спинку, ее мечты, ее раннее детство, ее технику пролета сквозь жалюзи. Однако как раз перед этим к столику подошел официант, и читатель или слушатель теряется, потому что ждал, что сейчас будут подавать еду. Кроме того, писатель может недостаточно четко показывать читателю направление, в котором на самом деле разворачивается повествование, или слишком опосредованно подавать материал. Из-за этого в тексте появляются туманности – размытые и невнятные места, где внимание читателя рассеивается и где возникает щель, в которую норовит улизнуть его разум.

Задача литературы – пробудить читателя, дать ему живость восприятия, повернуть лицом к настоящему моменту. Если писатель отвлекается, то будет отвлекаться и читатель. Муха на столе может быть частью общего описания ресторана, и подробный рассказ о бутерброде, по которому она ползает, будет вполне уместен – но нужно чувствовать границу между точностью и потаканием своим прихотям. Не переступайте ее – будьте точны, помните о своей цели и придерживайтесь ее. Если ход ваших мыслей и ваш текст уходят в сторону, аккуратно верните их на выбранный маршрут. Когда мы пишем, перед нами открывается множество дорог. Держитесь намеченного курса и не забредайте слишком далеко в сторону. Не уходите в себя: поглощенность собой в конечном итоге приводит к тому, что ваш текст становится мутным и расплывчатым. Мы можем узнать все о мухе, но между тем забыть, где находимся: ресторан, дождь за окном, подруга напротив за столиком… Муха важна, но она должна знать свое место. Не нужно ее игнорировать, но не нужно и зацикливаться на ней. В предисловии к «Рассказам американских евреев» (Jewish American Stories) Ирвинг Хоу пишет о том, что самое лучшее искусство – то, которое останавливается на грани сентиментальности. Признайте муху, даже полюбите ее, если хотите, – но не ведите ее под венец.

Лет пять назад мою подругу ограбили на Нижнем Ист-Сайде Манхэттена. Потом она рассказывала мне, что, когда на нее напали, она вскинула руки и закричала: «Не убивайте меня, я писатель!» «Как странно, – подумала я в тот момент. – Почему она решила, что это ее спасет?»

Писатели часто запутываются. Они думают, что их работа служит оправданием их жизни. Мы забываем, что жизнь дается нам без всяких условий и что жизнь и писательство – это совершенно разные вещи. Мы часто используем писательство как способ привлечь внимание и получить признание и любовь. «Посмотрите, что я написал. Вот какой я хороший человек!» Но мы уже хорошие люди – еще до того, как напишем хоть слово.

Несколько лет назад после каждого публичного чтения своих текстов я чувствовала себя ужасно одиноко – независимо от того, как приняла меня аудитория. Я винила в этом свою работу, но проблема крылась не там. Я переживала развод, у меня была очень низкая самооценка – в поддержке нуждалась я, а не мои стихи. Я перепутала одно с другим. Я забыла, что я – это не мои стихи. Стихи были здоровы, я – нет. Это мне были нужны забота и внимание. С тех пор я всегда звала с собой на публичные выступления кого-нибудь из друзей, чтобы он был моим «спутником». Я просила его, чтобы, как только я закончу читать, он поднялся на сцену, обнял меня и сказал, какая я замечательная и как прекрасно выглядела. «Даже если это будет полный провал, все равно скажи мне, что я была великолепна». Неделю спустя я смогу пристально взглянуть на свое выступление. Сейчас – скажи, что я действительно великолепна.