Он обхватил ее за затылок и притянул к себе. Его рот соприкоснулся с ее, и земля содрогнулась. Перевернулась. Замерла. Антониетта растаяла. Байрон оказался объят пламенем. Поцелуй стал более глубоким и нежным, горячим и беспощадным, и все это одновременно. Мир взорвался опаляющим теплом, от которого было не скрыться. Искры скакали по коже, пробегали между ними. Молния танцевала в их венах.

Антониетта просто растворилась в нем. Стала его частью. Всегда была его частью. Лорда Байрона, ее темного, задумчивого поэта с бархатисто-темным голосом и неисповедимыми путями. Она подалась навстречу ему, охваченная магией момента, изливая огненную страсть в своем ответе. Биение ее сердца соответствовало его, пламя, горевшее в ней — пылающему в нем.

Байрон что-то буркнул, звук получился больше животным, нежели человеческим. Он поднял свою голову, всего на несколько дюймов:

— Ты хотя бы представляешь, что делаешь со мной?

Его дыхание на ее коже было теплым. Его губы слегка коснулись уголка ее рта. Лаская? Поддразнивая? Случайно? Она не знала. Антониетта покачала головой, прикасаясь к своим горящим губам, чтобы убедиться, что она не в ловушке сна.

— Откуда мне знать? Ты никогда не говорил ничего, указывающего, что тебя влечет ко мне. — Было трудно говорить. Сохранять некую видимость нормальности, когда она хотела его всеми фибрами своей души.

— Влечет к тебе? — в его голосе прозвучали иронические, самокритичные нотки. — Мне трудно назвать то, что я чувствую, когда нахожусь где-то неподалеку от тебя, влечением. Я страстно жажду тебя. Пылко желаю каждый миг своего бодрствования.

Антониетта отпрянула от него, сильнее вжимаясь в подушки и прижимая к губам свои дрожащие пальцы. Она все еще ощущала его вкус. Она все еще чувствовала его глубоко внутри себя, словно он проник под ее кожу и крепко обернулся вокруг сердца.

— Ты никогда ничего не говорил. Никогда.

Музыка буйствовала в ее сознании, чистые мелодичные нотки умоляли, чтобы их выпустили на свободу. Она отчетливо слышала резкие звуки. Фальшивые тона. Звон от неожиданно сталкивающихся тарелок, поражающий своим диссонансом.

— Спустя столько времени, ты вдруг решил, что хочешь меня? И я должна поверить, что это никак не связано с тем, кто я такая? Что все дело в моей симпатичной внешности? — заставила она себя бросить это ужасное обвинение, хотя все внутри нее кричало: «Помолчи, прими то, что он тебе предлагает, какими бы ни были его причины».

Она бы так и сделала, если бы это был кто угодно, а не Байрон.

Антониетта почувствовала движение, когда он встал с кровати, но при этом не услышала ни звука. Молчание тянулось так долго, что ей захотелось дать волю слезам, стоящим в глазах. Но вместо этого она подняла подбородок и ждала. Будь он проклят, что позволил ей одурачить саму себя.

— Я никогда не думал, что ты можешь оказаться такой трусихой, — его голос был задумчивым, а не обвиняющим. — Ты всегда так уверена в себе. Я видел твое выступление перед десятитысячной толпой. Ты тогда даже вышла на сцену одна, без сопровождения.

На этот раз в его голосе Антониетта смогла расслышать нотки восхищения.

Он, должно быть, стоял у витражного окна, отвернувшись от нее, поскольку его чистый голос был слегка приглушен. У нее появилось страстное желание соблазнить его, сорвав с себя кружевную ночнушку, и за эту реакцию она была больше рассержена на саму себя, чем на него. Действительно ли она была трусихой? Она никогда не думала о себе в таком плане.

— Я впервые увидел тебя на концерте и не мог оторвать от тебя глаз. Ты была такой красивой, свет играл на твоих волосах. Ты совершенно уверено, без колебаний прошла прямо к фортепиано. У меня захватило дух, хотя ты еще не сыграла ни одной ноты.

Его голос переместился от окна к двери. В ответ сердце Антониетты громко заколотилось, испугавшись, что он покинет ее и не вернется. Она почти ничего не знала о нем. О Байроне. Человеке-загадке. Мужчине ее мечты.

— Мои волосы пронизаны сединой. Вряд ли я красивая, Байрон, но спасибо за комплимент, — ее рука взметнулась к горлу, скрывая учащенно бьющийся пульс. Он сказал, что ее вид лишил его дыхания, тем не менее, именно его слова оставили бездыханной ее.

Он рассмеялся. Это была шокирующая реакция и последняя, которую она ожидала, учитывая ее расшатанные эмоции.

— С чего ты взяла, что твои волосы подернуты сединой? Они сияют как вороново крыло. Если в них и есть серебряные прядки, то те только добавляют глубины и богатства цвета. Ни у кого нет таких роскошных волос. Уверен, ты знаешь это.

Антониетта смущенно поежилась от искренности его слов. Потянувшись к ночному столику, она попыталась найти на нем свои темные очки, чувствуя себя без прикрытых глаз более обнаженной, чем в кружевной ночной рубашке, едва прикрывающей ее тело. Байрон не помог ей, как сделал бы в нормальных условиях. Он всегда был истинным джентльменом, открывая двери и кладя ее вещи поблизости от кончиков ее пальцев без единого слова.

— Как дела у моего дедушки? — ей следовало бы сразу же спросить его об этом, а не реагировать на его присутствие, как школьнице. Она должна отвлечь внимание от себя и своей слишком заметной реакции на него. — Ты провел с ним много времени.

— Дон Джованни в порядке. Я удалил яд из его организма, и он мирно заснул. Я также проверил остальных членов твоей семьи.

За стеклами черных очков Антониетта прикрыла глаза, чувствуя себя глупее некуда. Она могла выйти на сцену и отдавать приказы, но здесь, в своем собственном доме, с этим мужчиной, чувствовала себя идиоткой. Ей не хотелось думать о нем, находящемся наедине с ее кузиной Ташей у той в спальне. Она приложила немалые усилия, чтобы голос прозвучал прохладно:

— Кто-нибудь еще из них был отравлен? — она постаралась выбросить из мыслей картину, как он склоняется над Ташей, лежащей в кровати. Так много мужчин красноречиво восхваляли совершенное тело ее кузины.

— Довольно странно, но да. В организме твоего кузена Пола следы того же самого яда. В небольших количествах. Его травили так же, как и дона Джованни и, как я подозреваю, тебя. Но это не делает его невиновным. В действительности, интересно, что его усыпили, но на скалы не потащили.

Байрон был рядом с ней. Она больше не могла оставаться в кровати, сидя в полной беспомощности, пока он, как огромный тигр, расхаживал по ее спальне. Она отбросила покрывала, намереваясь встать, когда он вдруг безмолвным шагом подкрадывающегося кота оказался рядом. Антониетта смогла почувствовать его твердое тело, тепло, излучаемое им. Ее рука случайно скользнула по твердой колонне его бедра. Все ее тело сжалось от ожидания. Тепло разлилось и затопило ее сладкой болью. Вероятно, это была худшая ночь в ее жизни. По крайней мере, самой неловкой.

Антониетта тяжело сглотнула.

— Пол был усыплен или отравлен? И ты уверен? — ей стало не по себе от тихого рычания в его голосе, когда он произнес имя Пола. Это прозвучало невероятно угрожающе и напугало ее.