— Что бы вы обо мне ни слышали и ни сочиняли в своём воспалённом мозгу, — плююсь сарказмом, — я не бью детей и женщин.

— Зато вы позволяете повышать голос, — льётся из её мягких уст, которые хочется смять в поцелуе. — Поэтому, пожалуйста, впредь не смейте этого делать. Мне всё равно как вы обращаетесь с другими. С собой я так обращаться не позволю. И, надеюсь, вы будете добры к Кате. Она просто маленький любопытный ребёнок.

Это похоже на щелчок кнута. На пощёчину, от которой щека горит. Но как бы я ни бесился, она права. Я мужчина и должен уметь держать себя в руках. Но я же извинился? Этого мало? На коленях поползать у её ног? Самомнение, судя по всему, у нас зашкаливает не на шутку.

Сосед смотрел на меня так, словно хотел пришибить на месте, однако ни уничижительных слов, ни других действий не последовало.

— Всего хорошего, — сухой кивок, в голосе — арктические льды. Секунда — и я снова смотрю в прямую спину. У него отличная осанка. Он не очень высок ростом, но разворот плеч, тонкая талия, походка — завораживают.

Я не знаю, откуда взялась подобная смелость. Я никогда не конфликтовала, всегда старалась избегать острых углов, а тут вступила в противоборство с этим колючим нелюдимым Вороном.

Меня тянуло к нему, как бабочку к огню. Я никак не могла определиться, нравится он мне или отталкивает. Андрей. Имя его как пиратский флаг на мачте опасного корабля.

Слишком много впечатлений на сегодня. Воскресенье. Нужно сделать паузу и отдохнуть. Я вернулась домой и, закрывшись на все запоры, вошла в спальню. Сняла одежду и легла на кровать, что пахла свежей стружкой — новой мебелью. Под покрывалом — белоснежное постельное бельё.

В этой комнате всё новое — осеняет меня. Нет ничего из прошлого. Для меня это символично, как будто кто-то невидимый дал «добро» на жизнь с чистого листа. Я понимаю, что это отец, но не хочу думать о нём, как о конкретном человеке. Лучше ложится мне на душу некий собирательный образ, призрак наконец. Дух, что решил неожиданно обо мне позаботиться.

Я засыпаю, укрывшись пушистым покрывалом. Ухожу за грань яви, где всё по-другому. Нет боли, изнурительной работы, борьбы за каждый день существования. Зато где-то там, в отдалении, есть мужчина с мятежными глазами. Я вижу его, всё такого же неулыбчивого, сурового, закутанного то ли в чёрный плащ, то ли крылья. Он так далеко, что сложно разглядеть черты, но я знаю: это он.

А ещё неожиданно — второй мужчина с ослепительной улыбкой. Он протягивает руку, словно ободряет. И во сне я не знаю, что делать: то ли принять близкую помощь, то ли постараться дотянуться до одинокого хмурого изгоя.

Я так и не сделала выбор. Стояла и колебалась. А где-то там, позади, рычал страшный зверь — невидимый монстр, что — я чувствовала — собирался напасть на меня со спины.

Я проснулась в сумерках. Дышалось тяжело: как раз там, где билось моё слабенькое сердце, умостился кот. Лежал, скрутившись бубликом, и тарахтел так, что вибрировало моё тело.

Я прогнала нахала. Попыталась успокоиться: недавний сон неприятными иглами впивался в растревоженный мозг. Я вдыхала и выдыхала до тех пор, пока сердцебиение не пришло в норму. А затем сделала то, о чём мечтала в первое своё посещение: ступила босыми ногами на дощатый пол. Прохладно и приятно. А ещё — очень голодно. До головокружения. Я почти ничего не ела целый день.

Я шла из спальни, попутно включая везде свет. Я не боялась, но хотелось пустить в притихший дом немного тёплого света. Здесь светильники рассеивают мягкий свет, не бьют по глазам, а словно окутывают доброжелательностью.

Не помню, когда я готовила с таким наслаждением. Я не большая умелица, к тому же, готовка раньше была больше повинностью: запасала еду впрок, замораживала, а потом питалась готовым. Идеальный способ, сошедший со страниц Интернета, для тех, кто очень занят.

А сегодня — пир запахов и цвета. Сочные помидоры, золотистый сыр, яйца с оранжевым желтком — явно не из супермаркета.

Звонок. Замешательство. Здесь установлен видео-домофон. Самохин показывал. Подхожу почему-то на цыпочках. С экрана мне улыбается тот, второй, что снился мне. Никита, кажется.

— Ива, откройте, — у него располагающая улыбка. Вряд ли он пришёл меня убить. Поколебавшись, открываю калитку и дверь. И только на пороге забываю, что стою в домашней одежде и босая. Неудобно как-то. Нет, я выгляжу вполне благопристойно, но, наверное, не совсем прилично.

А ещё я думаю, что он слишком смелый. Или абсолютно без комплексов. Второй раз является без спроса, и совершенно не чувствует себя сковано или неловко. Это не про него — тушеваться или маяться неуверенностью.

— Добрый вечер! — протягивает он розу на длинном стебле. — Позволите? Я смотрю, у вас свет. Подумал: может, вам скучно или страшно? Решил навестить по-соседски.

Он снова ведёт монолог. А я стою и думаю о босых ногах.

— Кажется, я вас от ужина отвлёк? — чутко ведёт носом, а затем уверенно движется в сторону кухни. — Вы позволите? Я помогу. Заглажу вину, так сказать.

Я иду за ним, как собачонка. Здесь он чувствует себя хозяином, а я — лишней. Как-то слишком быстро ему удаётся освоиться в чужом доме. В чужом ли?.. Кажется, он неплохо ориентируется.

Никита моет руки, смотрит на набор продуктов на столе. По-хозяйски повязывает полотенце вокруг талии.

— Вы любите яичницу с помидорами?

Я бы сейчас съела подошву от сапога — так мне хочется есть.

— Я непритязательна, — наконец-то разлепляю губы и слежу, как он режет помидоры, разогревает сковородку, кидает кусок домашнего масла.

Чёткие движения. Руки у него по-мужски красивы: крепкие мускулы, длинные кисти и пальцы. Тело отзывается невольной дрожью на его совершенство.

Он высок, статен. Почти Аполлон. Волосы густые и тёмные, но не чёрные, как у Андрея. Шатен с тёплой каштановой ноткой. Отличная стрижка, короткая, но пышная. На концах волосы немного завиваются.

Никита одет по-летнему — в футболку, что выгодно подчёркивает его мускулатуру, и шорты. Белые носки и кроссовки. Словно вышел на пробежку, а между делом решил завернуть к новой соседке на огонёк.

Но от него пахнет хорошим парфюмом, а не потом. И роза, которую я держу в руках, недвусмысленно намекает: он шёл сюда целенаправленно. Возможно, ждал, пока в окнах загорится свет. Зачем ему такая золушка, как я? Слишком настойчивая атака, чтобы поверить, что я ему нравлюсь. Ведь в первый раз он вообще шёл к «коту в мешке».

— А теперь добавим немного специй и сыра. Будет очень вкусно.

Ему даже собеседница не нужна. Он вполне готов слушать лишь себя. Так мне кажется. Хоть я и не вижу в нём нарциссизма — любования собой. Я за такими наблюдала. Те без конца в любые поверхности смотрятся, чтобы себя увидеть хоть мельком. У Никиты этого нет. Он самодостаточен. Но и знает, что красив.