об этом месте, но не сказал ни слова о его покупке. Вскоре после того капитан сел на корабль и отправился в море. В его отсутствие старый Фрэнкленд отправился в Корнуолл, чтобы осмотреть имение и расспросить о его достоинствах и недостатках людей, оставшихся управлять домом и землями. Впрочем, он никому не говорил ни слова до тех пор, пока капитан Тревертон не вернулся из первого плавания. И тогда старый джентльмен заговорил в спокойной, решительной манере: «Тревертон, если вы готовы продать Портдженнскую Башню за ту цену, которую требовали на аукционе, напишите вашему нотариусу, чтобы он привез ко мне документы и получил деньги». Разумеется, капитан Тревертон был несколько удивлен таким поспешным предложением, но те, кто знают, как я, историю старого Фрэнкленда, не очень-то удивились. Состояние его нажито торговлей, и он имел глупость стыдиться такого простого и достойного факта. Дело в том, что его предки были знатными землевладельцами до Гражданской войны, и большим стремлением старого джентльмена было переквалифицироваться из торговца, чтобы оставить своему сыну в наследство титул эсквайра с большим состоянием и большим влиянием в графстве. Он был бы готов пожертвовать половиной состояния, чтобы осуществить этот план; но половины его состояния было недостаточно для приобретения большого поместья в таком земледельческом крае, как наш. Такое обширное поместье, как Портдженна, стоило бы вдвое дороже против цены, запрошенной за него капитаном, если бы находилось в этих краях. Кроме того, феодальный облик Портдженнской Башни и право на шахту и рыбные промыслы, которые включались в покупку поместья, льстили его представлениям о восстановлении величия семьи. В Портдженне он, а после его сын, могли властвовать, как он думал, в больших масштабах, могли направлять по своей воле и желанию дела сотен бедняков, рассеянных по побережью или теснящихся в маленьких деревушках внутри страны. Это была заманчивая перспектива, и ее можно было получить за сорок тысяч фунтов стерлингов, что было на десять тысяч фунтов меньше, чем он решил отдать, когда впервые надумал превратиться из простого торговца в великолепного джентльмена. Люди, знавшие эти факты, были, как я уже сказал, не очень удивлены готовностью мистера Фрэнкленда купить Портдженнскую Башню. Не стоит и говорить, что капитан Тревертон не подумал затягивать сделку. Имение перешло в другие руки. И отправился старый Фрэнкленд, с целой свитой лондонских мудрецов, разрабатывать шахту и рыбные промыслы на новых научных принципах и украшать старый дом сверху донизу новыми средневековыми штучками под руководством джентльмена, который, как говорили, был архитектором, но, на мой взгляд, выглядел как замаскированный католический священник. Чудесные планы и проекты, не правда ли? И чем же, ты думаешь, все это кончилось?

– Говори, говори же, любезный друг! – сказал мистер Фиппен, размышляя, хранит ли мисс Стерч камфору в домашней аптечке?

– Конечно, все его планы обернулись полным провалом. Корнуоллские арендаторы приняли его как чужака. Древность его семьи не произвела на них никакого впечатления. Может быть, это и была старинная семья, но это была не корнуоллская семья, и, следовательно, это не имело никакого значения в их глазах. За Тревертонами они готовы были идти на край света, но для Фрэнкленда никто из них не захотел сделать и шагу. Что касается рудников, то они, казалось, разделяли мятежные чувства людей. Лондонские умники вели взрывные работы во всех направлениях, руководствуясь самыми глубокими научными принципами, но добыча каждого куска руды, стоившего не более шести пенсов, обходилась им в пять фунтов. С рыболовством было не лучше. Новый проект вяления сардин, который в теории был чудом экономии, на деле оказался чудом расточительности. Единственной удачей в огромном количестве несчастий старого Фрэнкленда стала его своевременная ссора с архитектором, который был похож на переодетого священника. Это спасло нового владельца Портдженны от неминуемого разорения, если бы он решился потратиться на реставрацию и переделку комнат в северной стороне дома, которые были оставлены на произвол судьбы и разрушены более пятидесяти лет назад, и которые остаются в запущенном состоянии и по сей день. Короче говоря, израсходовав без всякой пользы столько тысяч фунтов, что я и сосчитать не умею, старый Фрэнкленд отступился наконец от всех своих планов, поручил дом дворецкому, обязав его не тратить на улучшение строения ни одного фартинга, и возвратился в наши края. Он встретил на берегу капитана Тревертона и первое, что сделал, это слишком рьяно обругал Портдженну и всех ее жителей. Это привело к охлаждению отношений между двумя соседями, которое могло бы закончиться разрывом всех связей, если бы не дети, которые видели друг друга так же часто, как и раньше, и которые, благодаря своему упорству, положили конец отчуждению между отцами, превратив его в шутку. Здесь, на мой взгляд, кроется самая любопытная часть истории. Важнейшие интересы семейств зависели от молодых людей, которые влюбились друг в друга. И то была самая романтическая любовь, в которой родители с обеих сторон были заинтересованы больше всего. Шекспир может говорить все, что ему заблагорассудится, но течение настоящей любви иногда бывает спокойным. Никогда мне не случалось соединить двух влюбленных с такой прекрасной целью, как в это утро. Имение, купленное у капитана, перешло в наследство Леонарду, дочь капитана должна была возвратиться как хозяйка дома и земли, которые продал ее отец. Розамонда – единственный ребенок, и деньги, о которых старый Фрэнкленд когда-то сокрушался как о выброшенных на ветер, теперь, после смерти капитана, станут супружеской долей жены молодого Фрэнкленда. Я не знаю, что вы скажете о начале и середине моего рассказа, но конец должен вам понравиться. Слышали ли вы когда-нибудь о женихе и невесте, которые начинали жизнь с более радужными перспективами?

Прежде, нежели мистер Фиппен успел что-то ответить, мисс Стерч высунула голову из окна и, увидев, что мужчины приближаются к дому, обратилась к ним с неизменной улыбкой.

– Извините, сэр, что вас обеспокою, но, мне кажется, Роберт не может совладать сегодня с таблицей умножения.

– На чем он остановился? – спросил доктор.

– Семь на восемь, сэр.

– Боб! – крикнул викарий через окно. – Семью восемь?

– Сорок три, – ответил хнычущий голос невидимого Боба.

– У тебя есть еще один шанс, прежде чем я достану трость, – предупредил доктор. – Итак, семью…

– Любезный друг, – вмешался мистер Фиппен, – прежде чем вы употребите в дело вашу трость, позвольте мне уйти отсюда и также избавить мисс Стерч от неудовольствия слышать визг этого несчастного мальчишки. Есть у вас камфора, мисс? – прибавил он, обращаясь к мисс Стерч. – Мои нервы так расстроены, что я умоляю вас не отказать мне в просьбе.

Пока мисс Стерч, чья хорошо натренированная чувствительность