Леонард и дядя Джозеф встретились на кладбище при Портдженнской церкви.

Земля, в которую мы все возвращаемся, сомкнулась над ней: усталое паломничество Сары Лисон наконец-то подошло к своему тихому концу. Могила шахтера, с которой она дважды тайно срывала несколько травинок на память, дала ей после смерти дом, которого при жизни она никогда не знала. Шум прибоя стихал до тихого рокота, прежде чем достигал места ее упокоения, а ветер, радостно проносившийся над пустошью, стихал, встречаясь со старыми деревьями, сторожившими могилы, и мягко проникал сквозь миртовую изгородь.

Прошло несколько часов с тех пор, как были прочитаны последние слова заупокойной службы. Свежий дерн уже был насыпан поверх холмика, а старый камень с именем шахтера снова возвышался в изголовье могилы. Розамонда тихонько прочитала мужу истертую надпись. Дядя Джозеф опустился на колени у свежей могилы. Он с нежностью гладил и похлопывал по траве – так же, как часто гладил волосы Сары в давно минувшие дни ее юности, так же, как часто похлопывал ее по руке, когда сердце ее устало, а волосы поседели.

– Не добавить ли нам новую надпись к старым, изношенным буквам? – спросила Розамонда. – Там есть еще место, и мне кажется, что мы должны написать на нем имя моей матери и день ее смерти.

– Пусть так и будет, Розамонда, – согласился муж. – Эта короткая и простая надпись подойдет лучше всего.

Розамонда подошла к старику.

– Возьмите меня за руку, дядя Джозеф, – сказала она и нежно коснулась его плеча. – Возьмите меня за руку, и давай вместе вернемся в дом.

Он поднялся с колен и с сомнением посмотрел на нее. Музыкальная шкатулка, спрятанная в потертый кожаный футляр, осталась лежать на могиле. Розамонда подняла ее с травы и повесила на плечо старика. С тяжелым вздохом он поблагодарил ее.

– Моцарту теперь не для кого играть.

– Не говорите так, дядя Джозеф. Может, Моцарт сыграет для меня ради моей матери?

Улыбка – первая, которую она увидела со времен их горя, – слабо дрогнула на его губах.

– Эти слова утешают меня, Розамонда, – проговорил он.

– Возьмите меня за руку, и идем домой.

Старик с тоской посмотрел на могилу.

– Я догоню вас. Идите вперед.

Розамонда взяла мужа за руку и повела его по тропинке, ведущей с церковного двора. Когда они скрылись из виду, дядя Джозеф снова опустился на колени у могилы.

– Прощай, дитя мое, – прошептал он и на мгновение прижался щекой к траве, прежде чем снова подняться.

У ворот его ждала Розамонда. Ее правая рука лежала на руке мужа, а левая была протянута дяде Джозефу.

– Какой свежий ветерок! – сказал Леонард. – Как приятно шумит море! Прекрасный летний день.

– Самый спокойный и прекрасный в этом году, – ответила Розамонда. – Облака на небе сияющей белизны, а тени над болотом легкие, как пух на вереске. О, Ленни, этот день так отличается от того дня с туманной жарой, когда мы нашли письмо в Миртовой комнате! Даже темная башня нашего старого дома выглядит яркой, будто она ждала, чтобы приветствовать нас в начале новой жизни. Я сделаю ее счастливой для тебя и для дяди Джозефа, если смогу. Счастливой, как солнечный свет, под которым мы сейчас идем. Ты никогда не пожалеешь, любимый мой, что женился на женщине недостойной твоей фамилии.

– Я никогда не пожалею о нашем браке, Розамонда, потому что никогда не забуду урок, который преподала мне моя жена.

– Какой урок, Ленни?

– Старый как мир, дорогая моя, но некоторые из нас все никак не могут его выучить. Самые высокие почести, Розамонда, это те, что не может отнять никакая случайность – почести, которые даруются Любовью и Истиной.

Примечания

1

Курносый (фр.).

2

Герой одноименной пьесы Шекспира об афинском мизантропе Тимоне, о котором упоминает Плутарх в «Сравнительных жизнеописаниях». Испытывая нужду, Тимон обратился к друзьям за помощью, получил отказ и возненавидел не только их, но и весь род людской.

3

Боже мой! Это ее голос! (нем.)

4

Так ты замужем? (нем.)

5

Ниобея – в древнегреческой мифологии супруга фиванского царя Амфиона. Имела 7 сыновей и 7 дочерей, очень гордилась этим, чем оскорбила богиню Лето, мать Аполлона и Артемиды, которые умертвили детей Ниобеи, а сама она окаменела от горя.

6

Ach Gott! (нем.) – О боже!