— Этот домик принадлежит супруге господина Огаты, да-да… А раньше его сдавали. Зачем его выкупил господин Огата, не знаю. Уж он-то не из тех, кто жил со сдачи квартир. Может, селил там свою прислугу, точно сказать не могу. А сейчас там, кажется, какой-то монастырь для беглых жен, которых мужья поколачивают…

В общем, нашего брата риелтора такая развалюха не прокормит, это уж точно!

Не открывая рта, старик залился смехом, напоминавшим дробь дятла в лесу.

— Вон как… Монастырь, говорите? — переспросил Усикава, протягивая дедуле «Севен старз». Тот охотно взял сигарету, прикурил от предложенной зажигалки и затянулся так смачно, словно и сигарета получала от его затяжки не меньшее удовольствие.

— Ну, в общем, там прячутся жены, сбежавшие от мужей, которые им намяли бока или расквасили физиономию. За постой, понятно, с побитых не берут…

— Значит, хозяйка занимается благотворительностью? — уточнил Усикава.

— Ну да, вроде того. Домишко пустует, вот она и решила помогать тем, кто нуждается. А что? С ее-то деньгами все эти расходы — пыль дорожная; чем хочет, тем и занимается. Не то что мы, простаки…

— Но почему госпожа Огата занялась именно этим? У нее что, какие-то личные мотивы?

— Да кто ж их, богатых, разберет. Может, она так развлекается.

— Ну, если она развлекается тем, что спасает людей, это дело хорошее, верно? — широко улыбнулся Усикава. — Не всякий богач станет тратить лишние деньги на помощь тем, кто в беде.

— Ну, если так рассуждать — наверно, и правда дело хорошее. Я-то свою женушку, каюсь, тоже поколачивал, бывало. Не то чтобы со всей силы — так, по-легкому…

И старик, открыв беззубый рот, засмеялся так, будто поколачивать собственную жену было отдельной радостью его жизни.

— Сколько же народу там сейчас обитает? — спросил Усикава.

— Вообще-то я каждое утро мимо прохожу, но снаружи ничего не видать. Но по нескольку женщин живет постоянно. Видать, мужиков, которые бьют своих жен, на этом свете пока хватает…

— Людей, которые этому свету вредят, всегда больше тех, кто ему полезен.

Старик, раскрыв рот, опять засмеялся.

— Это верно! Тех, кто делает зло, всегда больше тех, кто творит добро.

Как ни странно, старику Усикава, похоже, чем-то понравился. Но сам Усикава все не мог успокоиться.

— А что, вообще, за женщина эта госпожа Огата?

— Жена господина Огаты? Да толком не разобрать… — Старик вдруг насупился и стал похож на призрак засохшего дерева. — Уж больно неприметно живет. Я здесь много лет контору держу, но видел ее очень редко, да и то издалека. Из усадьбы она выбирается только на машине с шофером, а за покупками для нее ходят девчонки из прислуги. Еще у нее на службе мужик — секретарь, что ли. Заведует ее делами. А сама она — дочка богачей, настоящая богема. С нами, нищебродами, общаться ей не пристало…

Старик сморщился — и уже из морщин подмигнул Усикаве. Очевидно, записав в армию «нас, нищебродов» как себя, так и своего собеседника.

— И давно она укрывает избитых жен? — спросил Усикава.

— Ох, точно не скажу. Я ведь сам про этот монастырь для беглых жен от других услышал. Как давно, говорите? Помнится, жизнь там зашевелилась года четыре назад… Ну, может, лет пять, где-то так. — Старик взял чашку и отпил холодного зеленого чая. — Поставили большие ворота с засовом, двор начали охранять. Да оно и понятно. Все-таки укрытие. Разве укроешься там, куда может зайти кто попало?..

На этих словах старик как будто очнулся и пытливо взглянул на Усикаву.

— Так вы, что же, ищете доступное жилье?

— Совершенно верно.

— Тогда вам лучше поискать где-нибудь еще. Здесь вокруг сплошь особняки. Если что и сдают, так только дорогие апартаменты для иностранцев, которые в посольствах служат. Раньше-то в этих местах обычные люди жили, совсем не богачи. И сдавали, и снимали. Так и работалось помаленьку. А теперь все не так… Теперь, боюсь, контору нашу закрыть придется. В центре Токио цены на землю — хоть волком вой; таким муравьиным конторкам, как мы, просто не выжить. Если у вас нет лишних денег, лучше поищите в других районах.

— Так и сделаю, — кивнул Усикава. — Лишних денег у меня, к сожалению, нет. Придется поискать где-нибудь еще…

Старик затянулся, задержал дыхание — и мощной струей выпустил дым изо рта.

— И когда госпожа Огата помрет, особняк ее сразу исчезнет. Сынок-то у нее — человек серьезный, не станет держать столько земли впустую забавы ради. Тут же снесет все до основания, да построит элитный многоквартирный дом. Наверняка уже сейчас все планы да чертежи приготовил.

— И вся эта благодать, что здесь прямо в воздухе разлита, сразу исчезнет, верно?

— А то как же! Ничего не останется.

— А чем ее сын занимается?

— В основном недвижимостью. Тем же, что и мы. Только разница между нами — как между небом и землей. Или между «Роллс-Ройсом» и самокатом. Фирма у него огромная, местной землей вертит так, что снимает с супа весь навар. А нам, простым работягам, даже объедков с их стола не достается. Куда катится белый свет?

— Я там недавно проходил мимо. Красивая усадьба — невольно залюбуешься…

— Да, пожалуй, это самый благородный дом в округе. Как подумаю, что такие прекрасные ивы посрубают под корень, прямо сердце сжимается. — Старик с горечью покачал головой. — Так что дай бог госпоже Огате пожить подольше…

— И не говорите, — согласился Усикава.

Усикава позвонил в «Консультацию для женщин — жертв бытового насилия». К его удивлению, именно такое название значилось в телефонном справочнике. Коллектив этой некоммерческой организации состоял из нескольких опытных адвокатов, да еще с десяток добровольцев помогали вести дела. Приют госпожи Огаты взаимодействовал с ними напрямую, принимая женщин, которые сбегали из дома, но не знали, куда идти. На сей раз Усикава попросил аудиенции от имени своей настоящей конторы — «Фонда поддержки искусства и науки новой Японии», ибо нутром чуял, что разговор может запросто коснуться вопроса о материальной поддержке. И договорился о времени встречи.

При встрече он тут же передал собеседнику свою визитку (такую же, какую вручил Тэнго) и сообщил, что его Ф0НД занимается поощрением организаций, работающих на благо японского общества. И что в их список кандидатов попала «Консультация для женщин — жертв бытового насилия». Хотя сам Усикава не вправе раскрывать имя спонсора, стипендиат, получивший эти деньги, может распоряжаться ими по своему усмотрению — и помимо того, что в конце года напишет краткий отчет, никакими обязательствами не скован.

Собеседник Усикавы — молодой адвокат — оглядел его с головы до ног и не пришел в восторг от увиденного. Да, внешность Усикавы к доверию не располагала. Но средства были скромные, и приходилось улыбаться любому, кто предлагал хоть какую-то помощь. Отставив личные сомнения в сторону, адвокат пригласил Усикаву за столик для посетителей.