в участке и больше месяца болел. Мать он ненавидел даже не за то, что она его вырастила вором, а за глупость, жадность и неумение стать чем-то большим, чем воровская «мама». Однажды он обобрал ее дочиста, ушел из дому, и на Хитровке появился налетчик Серый. Кличку Игорь получил за цвет лица, густо усыпанного темной сыпью пороховых точек — в детстве ковырял патрон. Серый не признавал никаких законов, даже воровских, за что был неоднократно бит, но быстро вставал на ноги и с изощренной жестокостью расправлялся с врагами. Наконец с ним решили разделаться, но Серый сел. И сел он так прочно, что даже неразбериха, возникшая в уголовной тюрьме в дни Февральской революции, не открыла дверь камеры Серого.

Из тюрьмы он освободился случайно. Побеги при новой власти стали почти невозможны, а срок был длиною в жизнь. И вдруг понаехали прокуроры и какие-то комиссии. Начались разбирательства, были обнаружены перегибы или недогибы. Прежнее начальство разогнали, а заключенных по очереди приглашали в кабинет с длинным столом и дубовыми стульями. Комиссия из пяти человек долго расспрашивала Рыбина, за что он год назад ударил начальника. Какие у Рыбина политические взгляды. Парень в гимнастерке сказал речь о политическом чутье и дальнозоркости. Или близорукости. Точно Рыбин не помнил. Главное, он сообразил вовремя сказать о сиротском детстве и о ненависти к буржуям. Через несколько дней его освободили, пожали на прощание руку и даже дали денег на дорогу.

Через неделю Серый был в Москве. Здесь ему опять повезло. На случайной малине он встретил старого кореша, который свел его со Стариком. Поначалу дело выглядело как червонное золото. У Старика в районной уголовке был свой парень. Роли распределились так: Старик давал наколку и предупреждал о засадах и других замыслах ментов. Серый должен был собрать боевых ребят и приходить на готовенькое. Куш — пополам. Разница только в том, что Старик один, а у Серого на шее целая капелла. Но дело все равно выглядело заманчиво, и Серый согласился.

Ребят он собрал быстро. Свистка и Валета подобрал на Сухаревке. Они там шарашили пьяных и еле перебивались с хлеба на квас. Потом Серый шлепнул Вихря, приобрел классную девку и трех вышколенных налетчиков. Началась работа. Наколки у Старика были правильные. Взяли две кассы, прибарахлились. Не жизнь, а сказка. После третьего дела уголовка зашевелилась, но Старик знал все, даже когда начальник ходит в сортир. Свидетелей Свисток не оставлял, спать можно было спокойно. Потом два комиссионных магазина и ломбард. Связываться с барахлом Серый не любил, предпочитал наличные. Но Старик соблазнял тем, что продажа барахла налетчиков не коснется. И тут Серый дал промашку и согласился. Старик принял награбленное, а денег не дал. Сказал, что надежный скупщик, на которого он рассчитывал, уехал в Одессу и надо ждать его возвращения. А пока Серому и ребятам будет устроен в «Трех ступеньках» неограниченный кредит.

Однажды, когда Серый шел с Варькой по Ордынке, рядом остановилась шикарная пролетка, в одном из седоков он узнал Кобру, старосту тюремной камеры, где Серый провел последние семь лет.

— Хорошо, что встретил, — просипел Кобра, — отправь девку и садись, ты мне нужен.

Серый не посмел ослушаться бывшего старосту, попрощался с Варварой и вскочил в пролетку. Спутником Кобры был хорошо одетый, высокий и стройный молодой парень с бледным нервным лицом. Когда старые приятели за столом ресторанного кабинета вспоминали тяжелые дни, он молчал, прихлебывал шампанское и мял в тонких выхоленных пальцах мундштук дорогой папиросы. Парень был явный барчук, и Серый, разговаривая с Коброй, то и дело удивленно посматривал в бледное, тонко очерченное лицо с красивым разлетом черных бровей. Неожиданно парень кликнул официанта, попросил счет и сказал Кобре:

— Тебе пора закругляться. — Он встал. — Я возьму извозчика и подожду у выхода.

— Мне из Москвы надо срываться, Серый, — просипел Кобра, когда парень вышел. — Возьми малого, ему цены нет. — Он стукнул кулаком по столу. — Возьми. Ты меня знаешь? Так он вернее. За таких ребят надо деньги брать, но я отдаю даром, так как он не хочет уезжать из Москвы. Он немного на политику тянет, но это не беда.

Так Серый познакомился с Цыганом. Просьба Кобры была законом, но Серый все приглядывался к новичку и, чувствуя в нем чужака, на дело не брал. Цыган обыгрывал ребят в карты, молчал, а через неделю отвел Серого в сторону.

— Я пойду, пожалуй, не нравится мне здесь. Тебе, кажется, уголовка на хвост наступает, а у меня нет настроения пить, играть в карты, а потом отвечать за чужие дела.

— Свои дела хочешь иметь? — спросил Серый. — Хорошо, завтра идем на дело.

Цыган оглядел Серого с головы до ног, словно только увидел, прищурился и сказал:

— Я не щенок, чтобы есть, зажмурившись, из чужих рук. Не хочешь — не бери, я не напрашиваюсь. А берешь, так рассказывай, как и что. Вместе обмозгуем.

Посидели, обмозговали, и Цыган дал дельный совет. После этого Серый до выхода на дело не отпускал его от себя ни на шаг. Отправились впятером: Серый, Цыган, Мальчик, Свисток и Валет. Не доезжая двух кварталов, оставили пролетку, которую брали для таких дел на ночь у знакомого лихача, дальше отправились пешком: ребята впереди по одной стороне, Серый и Цыган — немного сзади — по другой.

Ночь была сырая и темная, два фонаря, которые должны были освещать улицу, Валет разбил накануне, и в нескольких шагах уже ни черта не было видно. Серый шел за спиной Цыгана, и, когда тот неожиданно остановился, Серый ткнул его наганом.

— Чего встал?

— Мотор где-то тарахтит.

— Это у тебя от страха в животе тарахтит, — ответил Серый и выругался, но, почувствовав, как Цыган стиснул ему локоть, тоже прислушался.

— Не знают точно, где ждать, и ездят, ищут. Уходить надо, — уверенно сказал Цыган и потянул Серого за рукав. — Свистни ребятам.

В шелестящей тишине ночи Серый услышал слабый стук автомобильного мотора.

— Подождем, — сказал Серый, мягко взвел курок нагана и направил ствол в бок Цыгана.

Стук мотора усилился, и в конце улицы мостовая заблестела под слабым светом автомобильных фар. Свет медленно пополз вперед, тускло блеснул на окнах, выпятил облезлые стены домов, тумбу с афишами и притаившиеся рядом три фигуры, которые тотчас же открыли по машине огонь, и та громыхнула ответными вспышками выстрелов.

— Идиоты, — зашептал Цыган и попятился.

Серый рванулся к оставленной пролетке, поскользнулся на мокром булыжнике, упал и тотчас же вскочил, но резкая боль в ступне заставила его вновь опуститься на мостовую.