Мисс Гарсайд, мрачная и напряженная, подобрала с прилавка кольцо, которое подтолкнул в ее сторону через весь прилавок дородный еврей в очках. Точно швырнул: в жесте явственно сквозило презрение. Она сказала:

– Но оно застраховано на сотню фунтов.

Ювелир лишь пожал плечами.

– Это меня не волнует. Ваш камень поддельный, это страз.

– Вы уверены? – на какой-то миг сквозь напряженность проступила явная недоверчивость.

Ювелир-еврей снова пожал плечами.

– Несите его куда хотите, вам везде скажут то же самое.

* * *

Миссис Уиллард из квартиры № 6 мерно всхлипывала, лежа на кушетке и уткнувшись лицом в подушку с оборками. Кушетка представляла собой часть гарнитура, который Альфред и она приобрели на скопленные ими деньги перед тем, как пожениться. Гарнитур стоял на месте, заново перетянутый незадолго перед войной, но Альфред… В ее руке была сжата скомканная и смоченная слезами записка. Она обнаружила ее в кармане плаща, который собиралась отдать в химчистку. Ничего такого особенного в ней не содержалось, но несчастной миссис Уиллард, не имеющей никакого опыта в подобного рода делах, казалось, что содержалось. Альфред был непоседливым и порой раздражительным: он укорял ее за неаккуратность, неопрятность, беззаботное отношение; он не умел ценить ее умение готовить; но, чтобы он был ей неверен, чтобы бегал за блондинкой, живущей наверху, казалось ей немыслимым.

А она так верила ему. Она снова прочитала записку, держа ее перед заплаканными глазами.

«Хорошо, Уилли, дорогой, обед, как обычно, в час. Карола».

Слова «как обычно» острой болью отозвались в измученном сердце миссис Уиллард. Как только она смеет называть его Уилли? Дерзкая девчонка в два раза младше его!

* * *

Карола Роланд вкрадчиво улыбалась низенькому человеку с серыми волосами, очень чистому, очень опрятному, его глаза взирали на нее из-за поблескивающих стекол пенсне, словно на золотую рыбку сквозь стекла аквариума. Наверное, мистер Уиллард удивился бы, если бы кто-нибудь из посторонних грубо заметил, что он буквально вытаращился на девушку, но именно так это выглядело. Мисс Роланд было не привыкать к подобным взглядам. По крайней мере они не представлялись ей оскорбительными. Она воспринимала их как должное. Она позволила мистеру Уилларду заплатить за обед, а также купить ей коробку дорогих шоколадных конфет. И в военное время в Лондоне можно было найти шоколадные конфеты, если вы только знали, где их искать. Мисс Роланд знала…

* * *

После полудня распогодилось, и старая мисс Мередит выбралась на улицу в своей инвалидной коляске; ее везла Пакер, а с правой стороны степенно шла мисс Крейн. Спуск коляски с крыльца выглядел как настоящее представление. Белл поддерживал ее снизу, и коляска медленно опускалась, удерживаемая тремя парами рук, тогда как старая мисс Мередит, вся закутанная платками, лишь одобрительно кивала головой, не произнося при этом ни единого слова.

Они направились к магазинам. Мисс Крейн заверила Агнесс Лемминг, что мисс Мередит очень довольна прогулкой.

– Ей так нравится гулять…

Агнесс вышла на улицу во второй раз, чтобы поменять в библиотеке книгу для матери. Миссис Лемминг вовсе не интересовало, что Агнесс уже выходила по хозяйственным делам и принесла домой тяжелую сумку с продуктами.

– Наверное, мама, ты смогла бы сама поменять книгу, пока шла к мосту…

Лишь страшная усталость заставила Агнесс высказать подобное предположение. В этом не было ничего хорошего, и никогда не было, но порой, когда ты отчаянно устала, почему бы не попытаться. Изящные брови миссис Лемминг недоуменно выгнулись вверх.

– На моем пути? Моя дорогая Агнесс, с каких это пор библиотека находится по пути к Кларкам? Неужели ты на самом деле так глупа, как прикидываешься? Тебе следует быть более благоразумной, иначе люди начнут думать, что с тобой не все в порядке.

Возвращаясь назад из города, Агнесс совсем не чувствовала себя в порядке. Она еле-еле волочила ноги, голова у нее как-то легко и странно кружилась, как будто плавно плывя по воздуху, совершенно отдельно от уставшего до изнеможения тела. Ей казалось, что все вокруг нее плывет по воздуху. Только ее утомленные, ноющие от боли ноги тяжело передвигались по твердой, поднимавшейся вверх дороге. Вдруг чья-то рука подхватила ее под локоть, и раздался голос:

– Мисс Лемминг, вы же больны.

Агнесс очнулась и обнаружила стоящего перед ней мистера Дрейка из квартиры напротив Уиллардов, участие и беспокойство слышались в его голосе.

– Вы больны.

– Нет, только устала.

– Это одно и то же. Я на машине. Позвольте мне вас подвезти.

В ответ она улыбнулась ему – застенчиво и признательно, а потом она словно куда-то провалилась. Очнулась у себя дома, в гостиной, она лежала на кушетке, а мистер Дрейк кипятил чайник на газовой плитке. Это было настолько необычно, что она раза два моргнула. Однако мистер Дрейк и чайник не исчезли. Он оглянулся, заметил ее широко открытые глаза и, одобрительно кивнув, сказал:

– Молодчина! Сейчас вам больше всего нужна чашка крепкого чая.

Агнесс захотелось чаю больше, чем чего-либо на свете. Чай был отменным. Когда она выпила чашку. Мистер Дрейк наполнил ее снова. Он также протянул ей пакетик, внутри лежали сдобные булочки с изюмом.

– Вам нравятся булочки с изюмом? Мне очень. На вкус они почти как до войны. Видите, в них есть изюм и лимонная цедра. Я купил их, чтобы устроить дома для себя оргию, но, пожалуй, так еще лучше.

Мисс Лемминг съела две булочки и выпила еще две чашки чаю. Этого хватило совершенно, чтобы заменить ленч. Выпивая последнюю чашку, она поняла, что мистер Дрейк за что-то ей выговаривает.

– Белл говорил, что вы уже утром выходили в город. Почему вы опять пошли на улицу? Вам следует отдохнуть.

Агнесс так привыкла чувствовать себя неправой, что принялась оправдываться.

– Мне надо было поменять книгу.

– Разве вы не поменяли ее этим утром?

– Поменяла. Но книга, которую я принесла, маме не понравилась.

Брови мистера Дрейка от возмущения поползли вверх так, что едва не коснулись его густой серо-стального цвета шевелюры. Он стал очень похож на вселяющего ужас Мефистофеля. Он проговорил с резкостью застенчивого человека, перешагнувшего известную черту.

– Ваша мать чертовски себялюбивая женщина.

Мисс Лемминг уставилась на него. Ее сердце заныло от боли. Чайная чашка затряслась у нее в руке. За всю свою жизнь никто и никогда не говорил ей столь ужасные вещи. Кроме того, он выбранился, почти выбранился. Ей следует в подобающих выражениях укорить его. Однако ей ни– , чего не приходило в голову, а что-то в глубине ее души шепнуло: «Это правда».

Он взял чашку из ее рук и поставил на стол.