– Те, что лежат в могилах, не говорят.

– Еще как говорят, коли на то есть воля Божия, – возразил Лагардер.

П. Феваль. «Горбун»

Каблучки секретарши цокали по деревянному полу, покрытому лаком. Лукас Корсо шел за ней длинным коридором – стены нежно-кремовых тонов, приглушенный свет, тихая музыка, – пока они не оказались перед тяжелой дубовой дверью. Девушка велела ему подождать, скрылась, появилась вновь и с дежурной улыбкой пригласила пройти в кабинет. Варо Борха сидел в черном кожаном кресле с покатой спинкой перед письменным столом красного дерева. Из окна открывался великолепный вид на Толедо: старые красно-желтые крыши, острый шпиль собора на фоне чистого голубого неба, вдалеке – серая громада Алькасара.

– Присаживайтесь, Корсо.

– Спасибо.

– Я заставил вас ждать…

Это прозвучало не как извинение, а лишь как констатация факта. Корсо поморщился.

– Не беспокойтесь. На сей раз я ждал всего сорок пять минут.

Варо Борха даже не потрудился улыбнуться в ответ, пока Корсо усаживался в предназначенное для посетителей кресло. На столе не было ничего, кроме сложной системы телефонов и внутреннего переговорного устройства современного дизайна, так что полированная поверхность отражала не только самого хозяина кабинета, но, в качестве фона, и часть пейзажа. Варо Борхе было лет пятьдесят: лысый, при этом и лицо и лысина покрыты искусственным загаром, вид респектабельный, хотя респектабельность его вызывала подозрения. Глаза маленькие, бегающие и хитрые. Изрядный живот прятался под узкими пестрыми жилетами и пиджаками, сшитыми на заказ. Кроме того, Варо Борха был каким-то там маркизом, молодость провел бурно и разгульно, попал на заметку полиции, впутался в скандальную аферу, после чего четыре года отсиживался в Бразилии и Португалии.

– Я хотел вам кое-что показать.

Резкость его порой граничила с грубостью, но такой манеры поведения он придерживался сознательно. Он направился к маленькому застекленному шкафу, вытащил из кармана ключик на золотой цепочке, открыл дверцу. Варо Борха не имел дела с обычными покупателями и участвовал лишь в самых престижных международных ярмарках и аукционах. В его каталоге никогда не фигурировало больше полусотни книг – и только редчайшие. В поисках ценных экземпляров он добирался до самого захолустья, до самых дремучих уголков земли, действовал жестко и ничем не брезговал, идя к цели, а потом продавал добычу, играя на колебаниях рыночных цен. На него работали коллекционеры, граверы, типографы и поставщики вроде Лукаса Корсо.

– Что вы об этом скажете?

Корсо протянул руку за книгой и взял ее так трепетно и осторожно, как другие берут новорожденного. Том, переплетенный в коричневую кожу с золотым тиснением, в стиле, соответствующем эпохе, сохранность отличная.

– «La Hypnerotomachia di Poliphili» Колонны[29], – прокомментировал он. – А! Значит, вы ее заполучили…

– Три дня назад. Венеция, тысяча пятьсот сорок пятый год. «In casa di figlivoli di Aldo»[30]. Сто семьдесят гравюр на дереве… Тот швейцарец, о котором вы упоминали, все еще желает приобрести ее?

– Думаю, да. Экземпляр без дефектов? Все гравюры целы?

– Естественно. В этом издании все ксилографии, за исключением четырех, воспроизводят те, что были в книге тысяча четыреста девяносто девятого года.

– Мой клиент предпочел бы первое издание, но попробую уговорить на второе. Тому пять лет на аукционе в Монако у него прямо из рук уплыл экземпляр…

– Что ж, пусть решает.

– Мне нужно недели две, чтобы связаться с ним.

– Я бы хотел вести переговоры напрямую. – Варо Борха улыбался, как акула, выслеживающая пловца. – Вы, конечно, получите свои комиссионные, обычный процент.

– Дудки! Швейцарец – мой клиент.

Варо Борха язвительно улыбнулся:

– Вы никому не доверяете, правда?.. Думаю, еще в младенчестве вы тщательно проверяли молоко родной матушки, прежде чем припасть к ее груди.

– А вы, даю голову на отсечение, молоко своей матушки перепродавали.

Варо Борха впился взглядом в охотника за книгами, в котором теперь не осталось ничего кроличьего – ни капли былого обаяния.

Он стал напоминать скорее волка, выставившего клыки.

– Знаете, что меня привлекает в вашем характере, Корсо? Естественность, с которой вы соглашаетесь на роль наемного убийцы, в то время как вокруг развелось столько демагогов и тупиц… А вы скорее из разряда тех апатичных на вид, но очень опасных типов, каких боялся Юлий Цезарь. Как вы спите, хорошо?

– Без задних ног.

– А я думаю, нет. Готов поспорить на пару экземпляров готического минускула[31], что вы подолгу лежите в темноте с открытыми глазами… Скажу больше: я инстинктивно не доверяю людям покладистым, экзальтированным и услужливым. К их помощи я прибегаю, только если это настоящие профессионалы, работающие за высокие гонорары, и если к тому же они лишены каких бы то ни было корней и комплексов. Тем, кто кичится родиной, без умолку трещит о семье или собственных принципах, я не верю.

Варо Борха поставил книгу обратно в шкаф. Потом зло хохотнул:

– А друзья у вас есть, Корсо?.. Иногда я задумываюсь: бывают ли у таких, как вы, друзья?

– Идите вы в задницу!

Пожелание было произнесено с полной невозмутимостью. Губы Варо Борхи расплылись в фальшивой улыбке. Казалось, он ничуть не обиделся.

– Вы правы. Мне ведь нет нужды в вашем дружеском расположении, потому что я покупаю вашу выставленную на продажу преданность – надежную и долговременную. Не так ли?.. Речь-то идет о профессиональной чести и гордости – такие, как вы, выполняют договор, даже если король, нанявший вас, сбежал, даже если бой проигран и нет шанса на спасение…

Он взирал на Корсо насмешливо, с вызовом, следя за его реакцией. Но тот ограничился нетерпеливым жестом: не глядя ткнул пальцем в часы на левой руке.

– Остальное, пожалуйста, изложите в письменном виде, – бросил он. – И отправьте по почте. Вы ведь до сих пор никогда не платили мне за то, чтобы я смеялся вашим шуточкам.