Фактически план «Барбаросса» получился у немцев только на Западном фронте предателя Павлова.

Сорвало немцам план «Барбаросса» мужество и стойкость советских войск, но разве справедливо забыть, кто ими тогда командовал?

* * *

А теперь о жестокости. Немцы величайшие знатоки войны (были), они много о ней думали и сделали массу общих, очень точных теоретических выводов. Начальник немецкого Генштаба прошлого века генерал Мольтке как-то сказал, что высшей формой гуманизма на войне является жестокость. Наверное, подавляющее число читателей воспримет это как шутку или парадокс. Но это не так. Сама война является парадоксом — ведь в мирной жизни мы стараемся уберечь человека, а на войне его требуется уничтожить.

Причем, на войне жестокость является гуманной акцией при применении ее как к противнику, так и к своим войскам.

Возьмите, к примеру, Чечню. В 1944 г. две дивизии НКВД осуществили операцию по восстановлению суверенитета на территории СССР- выселению с территории Чечено-Ингушской АССР всех чеченцев и ингушей. Причем, это были не безобидные и безоружные крестьяне. У них было изъято несколько тысяч стволов оружия, включая немецкое автоматическое и минометы. Никто не оказал ни малейшего сопротивления, в результате чего чеченцы и ингуши были расселены на востоке в подготовленное жилье (по военным возможностям) и обеспечены работой. Почему не было пролито крови? Потому что Сталин был истинным полководцем, следовательно — жестоким. У тогдашних чеченцев не было ни малейшего сомнения, что, окажи они сопротивление, и безусловно будут беспощадно уничтожены все сопротивляющиеся, кем бы они ни были — взрослыми, детьми или женщинами. Своей жестокостью Сталин проявил к чеченцам милосердие, он не дал им пролить своей, чеченской крови.

А наши нынешние гуманные, демократические, то ли подлецы-предатели, то ли идиоты, а скорее и то и другое? В 1995 г. начали восстанавливать суверенитет Чеченской Республики «гуманным» (в понимании этих и остальных кретинов) способом. В результате вся Чечня оказалась в развалинах, несколько сот тысяч человек убито, 400 тысяч собственно чеченцев бежало из Чечни куда попало — туда, где их никто не ждал.

Видя это, разве трудно согласиться с Мольтке, что на войне жестокость гуманна?

А теперь о жестокости по отношению к своим. Представим образно двух хирургов. К ним поступает женщина с перитонитом, нужно срочно оперировать. А ей страшно, она просит «каких-нибудь» таблеток и даже согласна на «укольчик» и на компресс. Она плачет, и добрый хирург «жалеет» женщину, откладывает операцию, и пациентка умирает от его доброты. А жестокий хирург воплей не слушает, немедленно кладет больную на стол и спасает. Примерно такое же положение с полководцами.

Представьте, что вы в составе фронта своим полком атакуете врага с задачей продвинуться на 5-10 км. Но огонь силен, в ваших рядах убитые, а вы «добрый» и, чтобы не увеличивать числа убитых, прекращаете атаку. А рядом полки прорвались, и враг, не уничтоженный вами, бьет им во фланг и тыл. Вы сохранили жизнь одного солдата, а в соседних полках из-за вашей «доброты» убито десять.

Война не бывает без своих убитых, с этим необходимо смириться и понимать главное — если стоящая перед командиром задача не выполнена, то даже единственный погибший солдат будет на совести командира, не выполнившего задачу из-за жалости к своим солдатам. Тогда такой жалостливый командир- фактический убийца своих солдат.

Вот как командовавший под Москвой кавалерийской дивизией А.Т. Стученко описывает один из боев:

«8 февраля после небольшого пулеметно-артилле- рийского налета по сигналу (общему для всех дивизий. — Ю.М.) поднялись в атаку жидкие цепи кавалеристов. На моих глазах десятки людей сразу же упали под пулями. Огонь был настолько плотный, что пришлось залечь всем… Волновали мысли: почему же соседи не поддержали нас? Правый наш сосед — 3-я кавдивизия. Временно ею командует полковник Картавенко. Храбрый в бою, не теряющийся в самой сложной ситуации, веселый, жизнерадостный, он мне очень нравился. Только одно в нем выводило меня из равновесия — излишняя осторожность, которая зачастую дорого обходилась соседям.

Пробравшись к нему на наблюдательный пункт и очень обозленный на него, я спросил:

— Андрей Маркович, почему твоя дивизия не поднялась в атаку одновременно с двадцатой?

Картавенко, не обращая внимания на мой раздраженный тон, спокойно ответил:

— А я и не пытался поднимать ее. Людей на пулеметы гнать не буду. У меня и так одни коноводы да пекаря остались.

Телефонный звонок прервал наш разговор. На проводе комкор. Картавенко сразу меняет тон:

— Дивизию поднять в атаку невозможно, немцы огнем прижали ее к земле. Вот лежим и головы поднять не можем.

Положив телефонную трубку, Андрей Маркович лукаво покосился на меня:

— Понял? А ты — в атаку…

— Может быть, он прав? Может, так и мне надо было поступить? А приказ? Ведь его выполнять надо?.. Безусловно, надо!

Раздраженный своими сомнениями, я покинул Картавенко и направился на свой командный пункт, находившийся в густом лесу в 700–800 метрах от передовой».

Это только ведь в мемуарах все генералы и умные и храбрые. А в жизни было далеко не так. И Жуков со своей жестокостью и целеустремленностью на выполнение приказа был смертельно опасен для таких хитрых командиров. Вот Д.Т. Шепилов, больше известный как «примкнувший к ним», вспоминает:

«Комдив доложил, что в первом же бою с танками противника дивизию самовольно покинул командир артиллерийского полка Глотов. Жуков нажал кнопку звонка. Вошел генерал. Жуков: «Комдив 173-й докладывает, что в разгар боя дивизию покинул командир артполка полковник Глотов. Полковника Глотова разыскать и расстрелять».

Сталин, надо думать, ценил Жукова во многом за это — за способность заставить исполнять решение Ставки и трусов, и хитрых.

Вот в упоминавшейся уже книге В. Карпова «Полководец» он описывает действия генерала И.Е. Петрова на должности командующего 4-м Украинским фронтом в 1945 г. Добивая немцев, нужно было решительно идти вперед, выполняя задачу Ставки. А Ивану Ефимовичу стало жалко губить солдат перед самой Победой. И он на продвижении своих войск вперед особо не настаивал, за что Сталин и снял его с командования. Ведь что получалось. Из-за того, что Петрову «жалко» своих солдат, оставшиеся без поддержки 4-го Украинского фронта остальные фронты должны были нести потери во много раз большие. Из романа Карпова следует, что генерал Петров был умным и порядочным человеком, но на звание действительно выдающегося полководца все же не тянул, хоть Сталин и представил его после окончания войны к званию Героя.

Есть еще один момент, на который никто не обращает внимания.

Так, к примеру, из исследований В.М. Сафира следует, что Жуков под Москвой заставил трибунал приговорить к расстрелу командира 329 сд полковника К.М. Андрусенко. Верховный суд, однако, приговора не утвердил, заменил 10 годами лишения свободы и отправкой на фронт, в 1943 г. полковник Андрусенко стал Героем Советского Союза.