— Да иди ты! — Беляк нахмурился.

— Значить слабо надеть юбку?

— Отколись!

— Юбку надеть слабо, — съязвила Любка, — а скатиться первому?

— Запросто! — ответил Беляк, понимая, что уже попался ей на крючок.

— А я говорю, что слабо!

— Нет не слабо!

Мальчишки и девчонки притихли, заинтересованно наблюдая за ними.

— А я говорю, что слабо! — подзадоривала Любка.

— Нет, не слабо!

— Спорим?

— Спорим! — Беляк не привык отступать.

— На что спорим?

— На бутылку красного!

«Красное» — это дешевый портвейн, который, если выпадала возможность, приобретали вскладчину и угощали друг друга, отпивая из горлышка «по глотку».

— Идет!

— Санек, не шебушись, — предостерег Портнов. — Шею тут запросто сломаешь!

— Не сломаю! — отмахнулся Беляк.

Его уже никто и ничто не могло удержать. Приняв решение, он не привык отступать. Такой уж у него сложился характер. Раз сказал, то обязательно сделает! Расшибется в лепешку, а выполнит. Не задумываясь о последствиях. За это ему часто доставалось, но именно за это его уважали сверстники.

— Поехали! Как Гагарин в космос!

То было не скольжение на санках, а стремительный полет. Захватывало дух, замирало сердце. В лицо бил встречный поток воздуха, насыщенный мелкими снежинками, и они, словно твердые песчинки, остро и больно секли щеки, подбородок, хлестали по глазам. Санька Беляк летел в неизвестность, надеясь на свою спасительную везучесть.

Перед самым концом крутого спуска левый полоз наскочил на оголенный камень, резко затормозил ход, отчего санки совершили крутой разворот, сбросив седока, словно норовистый конь. Дальше они уже двигались по отдельности. Санки — сами по себе, а Санька Беляк катился кубарем, набивая на теле шишки и синяки.

В тот же день к синякам и шишкам добавились рубцы от отцовского ремня. Крепко досталось за «спиртовой запах». Санька, по праву победителя, больше всех сделал «глотков» красного портвейна, бутылку которого девчонки купили в складчину.

— Чтоб неповадно было раньше времени баловаться напитками, — сурово пригрозил отец. — И заруби себе на носу, что это только цветочки, а ягодки тебя еще поджидают впереди!

Шутки с отцом были плохи. Он был добр душою, но строг и требователен. Виктор Максимович по-своему любил сына. Потакал ему, порой баловал, но не прощал ни проступков, ни своевольства.

— И уроки, небось, еще не выучил?

— Задачку решил, — ответил Санька, шмыгая носом, — и по русскому сделал.

— А по устному?

— Вечером читать буду.

— Когда это вечером, уже ночь на носу?

— Сегодня, пап.

— Не сегодня, а сейчас! Бери учебник в руки и читай, пока я скотину покормлю. Потом спрошу.

Отец, накинув на плечи рабочую стеганую куртку, взял ведро с болтушкой и ушел, тихо прикрыв за собой дверь.

Мать хлопотала около печи. Оттуда доносился сытый запах наваристого борща и аромат жареных на подсолнечном масле пирожков. Пирожки Санька любил. Особенно когда с мясом. Но и с картошкой или капустой тоже ему нравились. Бабушка Рая часто пекла пирожки и баловала ими Саньку. Но у мамы почему-то они всегда получались вкуснее.

Санька потянул носом, стараясь по запаху определить начинку пирожков. По всему выходило, что с картошкой.

В комнату заглянула младшая сестренка Наташка. Волосы заплетены в две косички и торчат в разные стороны. Она состроила ему «козу», растопырив пальцы.

— Что, досталось!

— Ты наябедничала?

— А ты не задавайся!

— У! — погрозил Санька. — Нашмокаю тебе, будешь знать!

— Только тронь, я сразу папке скажу!

— Гадина-говядина!

— А мамка сказала, чтоб я тебе пирожок принесла. Для пробы попробовать.

Это меняло дело. Санька сразу подобрел.

— Давай сюда!

— А ты меня не тронешь?

— Сказал нет, значит не трону.

Пирожок был теплым, румяно-поджаристым, с хрустящей корочкой. Слопал за один прием.

— Еще притащи.

— Мамка сказала, что потерпится.

— Тогда вали от меня!

Санька открыл учебник по физике. Предмет ему нравился, в науке этой много разных вещей, полезных для жизни. Но законы запоминались с трудом. Впрочем, если несколько раз прочитать их, да внимательно разобраться в примерах, то и запомнить те законы можно. Ничего сложного. Стихи же учу по быстрому, пару раз прочел, и все! Запомнил. А как вызовут к доске, то почему-то из памяти разом все отшибается.

А Колька Портнов тот шпарит назубок, без осечки-запинки. Когда он умудряется выучивать? И Любка Рогушкина тоже. Всегда оценку лучшую получит.

С Любкой у него вообще отношения давние и сложные. Так уж у них вышло. С самого начала, с первого класса. Санька, если честно признаться, на девчонок никакого внимания не обращал. Хватало по самое горло того, что, была Наташка, младшая сестренка, за которой приходилось ухаживать чуть не с самых пеленок, то развлекая, то за ней убирая.

В первом классе Любка появилась в класс в новеньком шелковом фартуке. И стала нос задирать. Вот я какая! Беленькая и чистенькая. Не притрагивайтесь ко мне.

На перемене девчонки ее окружили в проходе между партами, восторгались и открыто завидовали, что у них нет такого фартука. Санька морального унижения не выдержал. Решил за весь класс расплатиться с Любкой.

В те года ученики в обязательном порядке приносили в школу свои чернильницы. И ручки были с железным пером. Макаешь перо в чернильницу и выводишь в тетрадке буквы или слова.

Беляк взял свою чернильницу, потряс. Чернил на донышке. На передней парте чуть больше. А на задней много, чернильница почти полная. Санька молча, словно выполняет важное дело, на глазах всего класса взял эту чернильницу, подошел к девчонкам, к фасонистой Любке и, приподняв за край ее белоснежный шелковый фартук, вылил в него все чернила. А потом не спеша поставил чернильницу и с видом человека, исполнившего долг, уселся на свое место.

— А-а-а! — завопила Любка.

Следующий урок был сорван. Учительница Прасковья Петровна, пожилая, хрупкая, только всплеснула руками. За всю ее многолетнюю практику такого не случалось. Были у нее несносные шалуны, были забияки, а тут спокойное и уверенное действие. «Непредсказуемое поведение!» — решила она.

Разразился большой скандал. Санька превратился в знаменитость. Такого еще никто и никогда не вытворял. Мальчишки и девчонки из других классов приходили посмотреть на него.