«Мальчики соскучились по девочкам», — объясняла Вика, и я согласно кивала: им трудно.

Эти фразы были настолько же двусмысленными, насколько недвусмысленным было внимание к нам. Но мы вкладывали в свои слова наивную веру в братьев по оружию, единомышленников, борцов за правое дело, где только честь и только совесть диктуют свои правила. Мы видели мужчин — братьев и отцов, и если женихов, то по большой — и не менее светлой, чем та идея, что они защищают, — любви. Они видели свежее тело, женщину. Но это еще можно было не замечать. Пока.

Нас ждал самолет на Кабул.

Мы прилипли к иллюминатору и вглядывались в суровый пейзаж. Горы, ущелья, скалы. Ленты дорог, обвивающие горы и предгорья, редкие точки транспортных средств. Камни, безлюдность, холмы, степи. В этом суровом краю нам предстояло провести два года своей жизни.

Борт открыл свое жерло, выпуская нас на волю. Полоска света, коричневая земля, дробный топот, крики, звуки взлетающих самолетов и запах, как будто попали в баню, где разлили солярку.

Мы решительно двинулись наружу и застыли, как дурочки, с открытыми ртами, глядя вокруг. Бетонная площадка, зажатая горным массивом, казалась крошечным пятачком, и на ней загорелых мужчин в военной форме — как муравьев в муравейнике. Техники — как стрекоз у воды. Самолеты взлетали и шли на посадку. Фланировал наземный транспорт, стояли накрытые брезентом бочки. Шум, суета…

— Девочки! — рванул к нам какой-то усач в синем берете. — Из Союза?

Мы и ответить не успели, как нас окружили, взяв фактически в кольцо. Мы лишь прижались друг к другу и с застывшими улыбками растерянно разглядывали выцветшие робы, гимнастерки, загорелые руки с полосками вен, широкие ремни, тельняшки, выглядывающие из-под кителей. В лицо мужчинам смотреть было отчего-то боязно. Вика вообще пошла пятнами, задичилась, услышав восклицание, полное нескрываемого восхищения.

— Женщины.

Так монахи, должно быть, говорят — «Богиня!»

— Девочки, балбес! — гаркнул усатый. — Ну, чего столпились?! Напугали красавиц!

Я решилась поднять взгляд и поняла — мы попали в мужской монастырь. Огромный военный монастырь. На нас смотрели, словно никогда не видели ничего подобного.

— А ну разошлись! Братцы, братцы, не теснить! — балагурил усатый. — Эх, домой, а тут такой контингент…

— Вот и двигай, пока борт без тебя не ушел! — заметил мужчина почти черный лицом, с выцветшими волосами, в чудом державшемся на его затылке синем берете. Он обнял нас и потащил с бетонки прочь. — Вам на пересылку? Сейчас отведем, познакомим… О сумках не беспокойтесь, доставим.

Багаж и правда несли за нами. Молодые плечистые парни в тельняшках и синих беретах на добровольной основе работали носильщиками и жгли нам спины взглядами.

— Что привело в наши края?.. Меня, кстати, Георгий зовут, — подал руку сначала мне, потом Вике, но не пожал, получив в ответ ладошку, поцеловал в галантной, гусарской манере.

— Олеся.

— Виктория.

— Богини. — Он широко улыбнулся, показав пожелтевшие от табака зубы. — Так зачем к нам?

— Как зачем?! — воскликнули хором. — Выполнять интернациональный долг!

— A-а, ну, тогда проситесь к нам в гарнизон. Ребята бравые, в обиду не дадим, но боевое крещение обеспечим!

— Не слушайте Грека, девчата, — приложив руку к груди, заметил невесть откуда взявшийся лысоватый лейтенант. — От тоски умрете…

— Геннадьич! — рыкнул на него Георгий.

— К нам, к нам в батальон!..

— Какой батальон, Геннадьич? — возмутился десантник. — У тебя за месяц трех девчат «духи» сняли!

— А у вас продавщица есть и полевой медпункт!

Они так бурно спорили, куда нам лучше проситься, не замечая нашего присутствия, что у меня возникло чувство, будто нас разыгрывают как ценные призы в лотерею. Вика зачарованно смотрела на Георгия, и мне почудилось, что моя подруга влюбилась без ума и разума, только увидев у взлетной полосы красавца-старлея. Впрочем, не влюбиться было трудно — причем в любого, только ткни пальцем, зажмурив глаза. Шатены, брюнеты, блондины, на любой вкус ассортимент глаз, улыбок, комплекций. И все бравые, лихие, смелые, разговорчивые.

Нас чуть не заговорили до смерти. Чем ближе к пересылке, тем шире была толпа вокруг нас, и все старались что-то сказать, пошутить, вбить нам в голову заманчивые прелести службы именно в их бригаде, батальоне, гарнизоне.

Совершенно обессиленные, мы ввалились на пересылку и осели у стены на покореженных стульях.

— Мама… — то ли простонала, то ли просипела Викуся. Судя по ее обалдевшей физиономии, она очень жалела, что не поехала сюда раньше, а сдуру таранила КПП летного училища.

— Новенькие?! Документы! — потребовал седой мужчина, выросший перед нами. Подполковник был не один, рядом стояли еще двое — капитан, майор. Мы вскочили и, спешно вытащив документы, подали.

— Виктория Логинова? — взгляд подполковника оценивающе прошелся снизу вверх и обратно и, видно, нашел Вику годной. Меня тоже. — Олеся Казакова? — Я кивнула. Одутловатое лицо мужчины исказила гримаса, мало похожая на улыбку. И масляный взгляд шалого кота-перестарка мне очень не понравился.

— Где служить думаете, дочки? Мне в батальоне очень такие, как вы… смелые, юные нужны. Не обижу, — подмигнул.

Выглядело это странно и никак не шло его седым волосам, погонам и рожам сопровождающих, которые, щурясь, откровенно облизывали губы и протирали взглядами все наши выдающиеся достоинства. Вика и я окаменели, не зная, что ответить.

— Ладно, решим, — усмехнулся он, хлопнув по своей ладони нашими документами, отдал и пошел. За ним, то и дело оглядываясь на нас, шла его свита.

Мы опять осели на стулья и услышали смешок. В углу, в полумраке, на груде ранцев, сумок и мешков полулежала женщина и курила, пуская дым в потолок:

— Интернационалистки? — спросила хриплым, насмешливым голосом, заметив наши взгляды.

— Комсомолки.

— A-а, ну да, ну да… Дуры! — села, недобро уставившись на нас. — Сколько вам лет-то?

— А какое это имеет значение?

— Лет двадцать, двадцать два, — определила с ходу. — Трахаться-то умеете?

Мы обалдели. Вика пошла пятнами, я озадачилась.

— Слушайте внимательно, пока мой борт не пришел, так и быть, посвящу вас в главную задачу вашей службы. Вариантов три, и все зависит от того, зачем вы сюда прилетели. Если вправду защищать Апрельскую революцию, многострадальный афганский народ, то лучше следующим бортом домой. Здесь ваши идеалы никому не нужны — нужно тело. Влюбиться, замуж выйти — ответ тот же. Ну, а если заработать… тогда оставайтесь и учитесь шире раздвигать ноги. Начинайте прямо сейчас, скоро вами кадровики займутся. Будете выкаблучиваться — пошлют на отдаленную заставу. Там вас будут трахать всем составом, а потом убьют душманы, до кучи. Придут ночью и вырежут всех. Вот и весь ваш долг!