— Вы сами делаете все для того, чтобы снова попадать в этот тупик. Нужно немного успокоиться. Не хотите взять отпуск по уходу за детьми?

Фрэнси чуть не расхохоталась. Ну, конечно, доктор же не знает, чем она занимается, думает, что она — бизнесменша с большими амбициями и перетрудилась в собственной аудиторской фирме.

— Представьте, какой покажется вам ваша сегодняшняя жизнь лет через двадцать, — предложил доктор Лундин.

Вопрос оказался настолько неприятным, что Фрэнси широко открыла глаза и резко села. В глубине души она увидела вымотавшуюся и разочарованную женщину, одиноко живущую в гулкой тишине огромного особняка, которую лишь изредка навещают дети. И в глазах обоих обвинение в том, что она их бросила.

Чужие. Неужели собственные дети будут ей чужими?! Адриан уже начал отдаляться.

А Пер? К тому моменту и он уйдет. И она бы его не осудила.

— Так вы полагаете, что муж от вас уйдет? — спросил психотерапевт.

— Да, — ответила Фрэнси. — Я живу такой запутанной жизнью, что ни один мужик не выдержит.

— А может, вы сами ее усложняете? Сама выдумываете все эти кризисы и драмы?

— Возможно, но…

— Предотвратите ущерб, прежде чем он станет непоправимым. Найдите время для семьи. Почему именно вы должны работать почти круглосуточно? Побалуйте себя — зачтется.

Фрэнси уставилась на свои полные бедра. Нужно с сегодняшнего дня заняться северной ходьбой с лыжными палками. И семьей. Ей следует хотя бы попытаться изменить трагическую картину будущего. Доктор Лундин совершенно прав: почему она должна работать круглые сутки? Хватит и восьми часов. Ну, или десяти. Максимум двенадцати. В остальное время можно быть просто на связи по экстренным случаям.

Может, получится.

— Подумайте, не сменить ли вам вообще работу, чтобы были нормированный рабочий день, коллеги и постоянная зарплата, — предложил доктор. — Люди, которых мучают страхи и тревоги, обычно чувствуют себя лучше, когда живут по заведенному распорядку.

— Надо подумать, — сказала Фрэнси, которой не хотелось, чтобы психотерапевт вникал в обстоятельства ее трудовой жизни.

Наступило молчание, они сидели и слушали тиканье настенных часов. Иногда это ее успокаивало, иногда хотелось выпустить по часам автоматную очередь.

Другая работа… Пойти в службу занятости и предъявить свое резюме. Спросить, нет ли у них чего-нибудь подходящего.

Хотя когда-то она мечтала совсем о другой, вовсе не гангстерской карьере.

Думала стать пастором в какой-нибудь забытой богом деревне, с малочисленной, но верной паствой. Ведь в детстве она истово верила, в чем ее очень поощряла мама Грейс, которая, когда Фрэнси исполнилось девять, убедила девочку, что поступать так, как папа Юсеф, неправильно.

— Но ведь врагов надо убивать, — возражала Фрэнси. — Я же должна помочь папе защищать нашу семью…

— Мы не пропадем, даже если не будем стрелять в людей, — ответила на это Грейс.

И Фрэнси растерялась. Хотелось угодить и папе Юсефу, и маме Грейс. В итоге она пошла к папе и спросила его о том, что сказала мама.

Тогда Юсеф наговорил ей с три короба. Сказал, что тот Бог, в которого верит Фрэнси, не очень-то одобряет его дела, но все это потому, что Бог живет на небе, где все время тишь да гладь, а не на земле, где повсюду непрерывно идут войны, большие и маленькие.

И Фрэнси не суждено было стать такой же мечтательницей, как Бог.

Она была слишком умна, чтобы стать пастором и лгать прихожанам, когда обнаружила, что не все беды и зло к лучшему.

Она была дочерью своего отца.

«Чувствуешь, какие мы родные?» — спросил как-то Юсеф и прижал голову девочки к груди так, что та услышала, как бьется его сердце. После этого Фрэнси окончательно решила пойти по стопам отца, и матери пришлось в одиночестве ходить в церковь по воскресеньям. С тех пор Фрэнси и Юсеф не разлучались. Она поступила к нему «в школу» и освоила все, чему он мог ее научить. Делая уроки, девочка сидела за маленьким письменным столом в кабинете отца и могла видеть, что он делает, впитывая, как губка, гангстерскую науку.

Малышка Фрэнси узнала, как правильно воткнуть ручку кому-нибудь в сонную артерию. Тренироваться пришлось на трупе, который чудесным образом оказался в наличии у папы Юсефа.

Малышка Фрэнси научилась стрелять и из огнестрельного оружия, и из старого доброго лука.

Малышка Фрэнси освоила несколько разных единоборств, причем как практику, так и философию, лежащую в их основе.

Малышка Фрэнси знала, что никому за пределами семьи об учебе во второй школе рассказывать нельзя.

Малышка Фрэнси и в первой школе была образцовой ученицей, тихой, прилежной и способной. Довольно одинокой, но она сама так захотела. Хотя нет, она не хотела, но и рисковать, что случайно проболтается обо всем лучшей подруге, она не могла.

— О чем вы задумались, Фрэнси? — спросил врач.

Она тут же забыла, о чем. Так часто случалось, когда ей задавали этот вопрос.

Не сразу, но она вспомнила, о чем думала:

— О детстве.

— Ну, и?.. — не сдавался психотерапевт.

— О, я…

И Фрэнси зарыдала. Откуда этот плач? Грудь сдавило. Черт, опять началось!

Затем все произошло очень быстро. Руки и ноги пронзила ноющая боль, она почувствовала сильную усталость и тяжесть во всем теле, такую, что не давала пошевелиться.

При этом напряжение стало таким, словно ты ходячая противопехотная мина.

Чертов страх. После работы он был вторым доминирующим фактором в ее жизни, занимал в ней больше места, чем Пер и дети, потому что, когда приходил он, сил на семью уже не оставалось. С делами она еще справлялась, хотя и через пень-колоду.

— Дайте мне… — прошипела она. — Дайте же…

Доктор Лундин, который уже перестал волноваться, что у Фрэнси выработается медикаментозная зависимость, потому что она и так уже была зависимой, принес таблетку собрила из шкафчика с лекарствами. Фрэнси ее проглотила, и настроение сразу же улучшилось. Затем пришел покой. Временный, но все же.

Фрэнси молча лежала и ждала.

Ну, вот. Вот оно. Тепло разлилось по всему телу.

Со вздохом облегчения Фрэнси перевернулась на бок, прижала колени к груди и впилась во врача взглядом.

— Теперь все пропало, — сказала она.

— Что именно? — удивился доктор Лундин.

— То, что было у нас с папой. Волшебное. То, из-за чего я доверяла ему во всем. Теперь он озлобился и ослаб. Он лезет в мою работу. Вечно пристает со своими советами, хотя я ни о чем его не спрашиваю. На мои возражения ноет, что я неблагодарная дочь. Мне пришлось взять семейный бизнес на себя.