– И вы ему отказали?

– Конечно. Потом пришло первое письмо. Я обязана читатьвсю приходящую почту, но не особенно поняла, что именно они хотели. Решилатолько, что именно он звонил и поэтому написал такое письмо. Я сразу отдала егошефу.

– Что было потом?

– Он был в плохом настроении весь день, я это видела.Явно нервничал. Переживал, но старался не показывать своего настроения. Онвообще не любит, когда кто-то чувствует его состояние. Считает, что это мешаетбизнесу. Никаких личных чувств на работе, часто говорит он.

– После первого письма были и другие?

– Да. Второе и третье. Но после первого письма этоничтожество Востряков снова позвонил, попытался меня уговорить на личнуювстречу. Или хотя бы соединить с Львом Давидовичем. Я, разумеется, сразуотказала. Тогда пришли еще два письма. После второго шеф предупредил меня,чтобы я не читала эти письма, а сразу передавала их ему. Во втором былидокументы, копии акционерных договоров, какие-то банковские счета. Третьеписьмо, не читая, я передала ему.

– В третьем было то же самое.

– Да, – машинально кивнула она и вдруг испугалась:– Но я его не читала.

– Конечно. Но любопытство взяло верх, и вы егопросмотрели.

– Нет. Я машинально сказала вам «да». Третье письмо ядаже не смотрела. Только раскрыла пакет и сразу отнесла Льву Давидовичу.

– Понятно, понятно. Вы сказали «пакет». Письмо былобольшим?

– Да. Плотный пакет белого цвета. Такие продаются напочте. Насколько я знаю, Суровцев потом проверял, откуда могли приходитьпакеты. Их можно купить на почте.

– А почему вы раскрыли пакет?

– У нас такой порядок. Запечатанные письма нельзяпередавать президенту компании. Против этого возражает служба безопасности.Помните, был такой сумасшедший ученый-террорист, который рассылал всем белыйпорошок. Вот они опасаются нечто подобного. Сначала все письма проверяют нарентгеновском аппарате, чтобы не было взрывчатки или яда. И только затемпередают в нашу канцелярию.

– У вас солидное учреждение. Прямо как на режимномпредприятии. Раньше такие назывались «почтовыми ящиками».

– Может быть. Я не помню. Тогда мне было только десятьлет.

– И вы не успели вступить даже в пионеры?

– Не успела. Но октябренком была. Ходила со значкомЛенина-ребенка. Сейчас понимаю, что это было наивно, но тогда я так гордилась этимзначком. А к тому моменту, когда меня должны были принимать в пионеры,Советский Союз рухнул.

– И третье письмо-пакет вы вскрыли, но не читали?

– Нет, – нервно ответила она, – и не нужносмотреть на меня таким недоверчивым взглядом. Я действительно его не читала, нотам тоже были копии документов, это я успела увидеть.

– И вы отдали его своему патрону?

– Конечно. Он сразу приказал позвать всех троих к немув кабинет. Как и после второго письма. Что я и сделала.

– Кого троих? Суровцева, Погосова и Арсаева?

– Да. Всех троих. – Она выпила свой уже остывшийчай. Поставила чашку на столик. – Лев Давидович попросил меня быть с вамиоткровенной, поэтому я рассказываю вам обо всем с такими подробностями.

– Вы давно работаете у Деменштейна?

– Три с половиной года.

– И сразу главным секретарем?

– Нет, не сразу. Первые несколько месяцев я работала вканцелярии, затем перевели обычным секретарем. И только через полгода я стала,как вы выразились, «главным». Хотя у нас говорят иначе. Я личный секретарь, аЗамира просто секретарь шефа. Вот и вся разница.

– Нравится?

– На личные вопросы я тоже должна отвечать? –удивилась Регина.

– Это не личный вопрос. Мне интересно, насколькокомфортно вы чувствуете себя на вашей работе.

– Очень комфортно и хорошо, – сказала она, подчеркиваякаждое слово. – Мне нравится моя работа и мой оклад, который платят за моюработу. Вас удовлетворяет такой ответ?

– Вполне. А какой оклад? Я просто не успел уточнить уЛьва Давидовича.

Она назвала сумму. Очень большую. И не только по кризиснымвременам.

– В месяц или в год? – иронично уточнил он.

– В месяц, – гордо ответила Регина.

– Зарплата квалифицированного служащего за год. Оченьсерьезная зарплата. Кажется, я продешевил. Нужно было взять с вашего боссаболее солидный гонорар.

– А сколько он вам пообещал? – поинтересоваласьона.

– Это я вам сказать не могу. Коммерческая тайна.Конкуренты поймают и убьют меня где-нибудь в подворотне от зависти. АМинистерство налогов меня просто засудит.

Оба улыбнулись друг другу.

– У вас все получают такие зарплаты? – спросилДронго.

– У нас богатая компания. Одна из самых больших встране, – пояснила Регина.

– В таком случае сколько получает Замира, второйсекретарь? – неожиданно уточнил Дронго.

Она замолчала. Лгать не имело смысла, говорить правду нехотелось.

– Меньше, – призналась она, – гораздо меньше.

– Сколько? – настаивал Дронго.

– Спросите сами у Льва Давидовича, – немногораздраженно ответила Регина.

– Это не ответ. Зачем его беспокоить, если вы знаететочный ответ? Если не ошибаюсь, он просил вас быть достаточно откровенной. Илинет?

– Она получает… – Регина назвала цифру, котораябыла меньше ее зарплаты примерно в два с половиной раза.

– Солидная разница, – заметил Дронго.

– Хватит, – попросила она, отодвигая от себяпустую чашку. – Если вы намекаете, что у нас с шефом какие-то особенныеотношения, то не нужно мне этого говорить. Я просто хорошо делаю свое дело.

– Не сомневаюсь. Он давно женат?

– На эти вопросы я отвечать не обязана. Можетеспрашивать у меня все что угодно о моей личной жизни и нашей работе. Но личнаяжизнь Льва Давидовича – это его личная жизнь, и вы можете спрашивать о нейтолько его самого.

– Согласен. Тогда поговорим именно о вас. Насколько язнаю, у вас есть друг?

– Кто вам сказал? Впрочем, какая разница. Да, есть. Апочему он вас так интересует? И вообще, почему у вас такой болезненный интересименно к моей личной жизни? Какое это имеет отношение к проходимцу Вострякову,к исчезнувшему Неверову, к его письмам?

– Откуда вы знаете, что Неверов исчез?

– Об этом все знают. Наши сотрудники говорят, чтошантажист, который решился на подобную глупую акцию, сбежал за границу и теперьтам прячется. А второго сделали идиотом, когда Погосов колол ему свою«сыворотку правды».